Евгений Федоровский - Штурмфогель без свастики

Пока Франц строил свой двигатель 109-004, Мессершмитт приказал поставить на "Штурмфогель" двигатели фирмы "БМВ". Они делались в Шпандау. Их привезли в Лехфельд, на стендах замерили тягу. Получилось 260 килограммов.

Зандлер сообщил об этом шефу по телефону.

- Да это же примус, черт возьми! - выругался Мессершмитт.

- Я не могу рисковать планером, устанавливая на него двигатели "БМВ", сказал Зандлер.

Мессершмитт задумался. Видно, какое-то обстоятельство его сильно торопило.

- Нет, профессор, вы должны поставить их на "Штурмфогель".

- "Штурмфогель" не взлетит!

- Должен взлететь! Новая авиация упрямо стучит в двери, Иоганн, и нам надо спешить, каких бы забот это ни стоило.

- Я не могу рисковать, - упрямо проговорил Зандлер.

- Слушайте меня внимательно, профессор. (Зандлер уловил в голосе шефа железные нотки.) Делайте три модели планера. Две мы развалим на этих движках, третью сбережем для двигателей Франца - должен же он когда-нибудь построить их!..

Зандлеру ничего не оставалось, как подчиниться. Испытателем "Штурмфогеля" с двигателями "БМВ" он назначил нового летчика - капитана Вайдемана.

- 4

Было еще темно и очень холодно, когда Вайдеман в сопровождении техника и дублера выехал к самолету. "Штурмфогель" стоял в самом конце взлетной полосы. Возле него возились инженеры и механики с отвертками, ключами, измерительными приборами.

- Как заправка, Карл?

- Полностью, господин капитан, - ответил Гехорсман, вылезая из-под мотора.

Вайдеман не спеша надел паршют, подогнал ремни и залез в кабину. За время, проведенное в Лехфельде, он изучил каждую кнопку, переключатель, винтик и мог отыскать их с закрытыми глазами. Днями просиживая в кабине, он мысленно представлял полет, почти до автоматизма отрабатывал свои действия в любой сложной ситуации. Но сейчас, когда, удобно устроившись в кабине, он взялся за ручку управления машины, то почувствовал неприятную дрожь в пальцах. Тогда Вайдеман опустил руки и несколько раз глубоко вздохнул - это всегда помогало успокоиться.

"Не валяй дурака, представь, что ты на привычном "Ме-109". Представил? Отлично".

Он включил рацию и в наушниках услышал близкое дыхание Зандлера.

- Я "Штурмфогель", к полету готов, - сказал Вайдеман.

- Хорошо, Альберт. Итак, задача у вас одна - взлететь и сесть. Не вздумайте только делать что-нибудь еще.

- Понимаю.

- И внимательно следите за приборами. Запоминайте малейшие отклонения.

- Разумеется.

- К запуску!

Вайдеман включил кнопку подачи топлива в горючие камеры двигателей. Через несколько секунд загорелись лампочки-сигнализаторы. Зарокотал бензиновый моторчик - ридель, раскручивающий турбины. Глухо заверещали лопатки компрессоров.

Альберт включил зажигание. "Штурмфогель" вздрогнул. Оглушил резкий, свистящий рев. Машина, удерживаясь на тормозах, присела, как бегун перед выстрелом стартера. На приборной доске ожили стрелки.

Вайдеман протянул руку к тумблерам, щелкнул переключателями, проверяя приборы, еще раз окинул взглядом свою тесную кабину... "Кроме всего, что ты знаешь, нужна еще удача", - подумал он и нажал кнопку передатчика.

- Я "Штурмфогель", прошу взлет.

- Взлет разрешается. Ветер западный три метра в секунду, давление семьсот шестьдесят...

Привычное сообщение Зандлера успокоило пилота. Вайдеман отпустил тормоза, двинул ручку подачи топлива вперед. Двигатели взвыли еще сильней, но не увеличили тяги. Ручка уже уперлась в передний ограничитель, вой превратился в визг.

Наконец истребитель медленно тронулся с места. Компрессоры на полных оборотах, температура газов за турбинами максимальная... Но самолет нехотя набирает скорость. Вайдеману не хватает рева винта, упруго врезающегося в воздух, тряски мотора, в которой чувствуется мощь. На поршневом истребителе Вайдеман давно был бы в воздухе, но этот "Штурмфогель" уже пробежал больше половины взлетной полосы, раскачиваясь, вздрагивая и не выказывая никакого желания взлететь.

Вайдеман торопливо потянул ручку на себя. Нос самолета приподнялся, но встречный поток не в силах был подхватить тяжелую машину с ее короткими, острыми крыльями. Уже близок конец полосы, виден редкий кустарник, за ним ореховый лес.

И тут Вайдеман понял, что машина уже не взлетит. Машинально он убрал тягу. Завизжали тормоза. В одном двигателе что-то булькнуло и бешено застучало. Самолет рванулся в сторону. Вайдеман попытался удержать его на полосе, двигая педалями. Единственное, что ему надо было сделать сейчас, это спасти дорогостоящий самолет от разрушения, погасить скорость.

"Штурмфогель" пронесся к кустарнику, рванул крыльями деревца, шасси увязли в рыхлой, болотистой земле. Вдруг стало нестерпимо тихо. Левый двигатель задымил черной копотью. Через несколько минут до слуха донесся вой санитарной и пожарной машин.

"Не надо показывать страха..." Вайдеман провел ладонью по лицу, расстегнул привязные ремни.

- Что случилось, Альберт? - Зандлер выскочил из открытой легковой машины.

- Об этом вас надо спросить, - ответил Вайдеман, садясь на сухую кочку: его бил озноб,

- Двигатели не развили тяги?

- Конечно. Они грохотали так, как будто собирались выстрелить, но скорость не поднялась выше ста, и я стал тормозить в конце полосы, чтобы не сыграть в ящик.

- Вы правильно сделали, Альберт. Едемте ко мне!

Вайдеман сел рядом с Зандлером. Машина выбралась на бетонку и понеслась к зданию конструкторского бюро.

- Значит, двигатели не выдержали взлетного режима, - как бы про себя проговорил Зандлер, закуривая сигарету. - Сейчас же составьте донесение и опишите подробно весь этот неудачный взлет. А потом садитесь за аэродинамику и руководства по "Штурмфогелю". К несчастью, времени у вас опять будет много...

- 5

Через неделю "Штурмфогель" был отремонтирован. На нем установили новые двигатели, которые снова прислала фирма "БМВ" взамен выбывших из строя. В носовую гондолу, предназначенную для пушек, был поставлен обычный поршневой мотор "Юмо-211" - он должен был помочь "Штурмфогелю" оторваться от земли.

Мессершмитт вместе с Зандлером осмотрел самолет и бросил недовольно:

- Не курица и не самолет.

- Зато на нем испытателя не постигнет неудача, - сказал Зандлер.

Он хорошо знал, что от конструктора зависит жизнь пилота. Это жило в его сердце, в его мозгу, когда он обдумывал, рассчитывал, строил, отделывал самолет. Мессершмитт же больше заботился об удаче или неудаче собственного имени, хотя безразличие к судьбе испытателя не мешало ему бросать превосходные идеи. Шеф прошел на взлетную полосу и широкими шагами измерил ее длину:

- Мала площадка, профессор. Ее надо удлинить по крайней мере на пятьсот метров.