Джозеф Антон. Мемуары - Ахмед Салман Рушди
Жизнь мелкими шажками двигалась вперед. Барри Мосс, начальник Особого отдела, приехал к нему и сказал, что одобрен новый порядок, по которому с ним будут работать Фрэнк Бишоп и, в качестве сменщика, Конь Деннис, при этом полиция полностью покинет дом на Бишопс-авеню. С 1 января 1998 года дом будет целиком в его распоряжении, и все свои “личные передвижения” он будет осуществлять самостоятельно при поддержке Фрэнка. Он почувствовал, что с плеч свалился огромный груз. Наконец-то у них с Элизабет и Миланом будет в Англии личная жизнь.
Позвонила Фрэнсис Д’Соуса: в Иране министра разведки Фаллахиана, которого так боялись, заменил некий господин Наджаф-Абади – будто бы “либерал, прагматик”. Что ж, посмотрим, ответил он.
Гейл Рибак согласилась, чтобы британский филиал “Рэндом хаус” немедленно принял к себе на склад экземпляры “Шайтанских аятов” в мягкой обложке, изданных консорциумом, и снабдил очередной тираж, который, вероятно, понадобится к Рождеству, эмблемой “Винтидж”. Это был, если вдуматься, очень большой шаг: давно ожидавшаяся “нормализация” статуса романа в Соединенном Королевстве спустя долгие девять лет после его первой публикации.
Мисс Арундати Рой получила, как и предполагали, Букеровскую премию – она была признанной фавориткой – и на следующий день сказала “Таймс”, что его книги – всего лишь “экзотика”, тогда как она пишет правду. Это было, гм, интересно, но он решил не отвечать. Потом из Германии сообщили, что она заявила там журналисту примерно то же. Он позвонил ее агенту Дэвиду Годвину: он не видит, сказал он, ничего хорошего в публичной перепалке между двумя букеровскими лауреатами из Индии. Он никогда не говорил во всеуслышание, что он думает о ее “Боге Мелочей”, но если она хочет драки, она, безусловно, ее получит. Нет-нет, сказал Дэвид, я уверен, что ее неверно процитировали. Вскоре он получил примирительное послание от мисс Рой, где говорилось то же самое. Ладно, оставим это, подумал он и перешел к другим делам.
Гюнтеру Грассу исполнилось семьдесят, и гамбургский театр “Талия” устроил большое празднество, посвященное его жизни и работе. Он полетел в Гамбург на “Люфтганзе”, с которой они с некоторых пор были лучшими друзьями, и принял участие в событии, наряду с Надин Гордимер и практически всеми видными немецкими писателями. После торжественной части была музыка и танцы, и он обнаружил, что Грасс – замечательный танцор. Все молодые женщины хотели, чтобы он их кружил, и Гюнтер весь вечер без устали вальсировал, танцевал гавот, польку и фокстрот. Так что теперь у него было уже две причины, чтобы завидовать великому человеку. У него всегда вызывал зависть художественный дар Грасса. Какую свободу, должно быть, чувствуешь, когда, окончив дневные литературные труды, переходишь в мастерскую и начинаешь работу над теми же темами, но в совершенно другом материале! Как это здорово – самому рисовать суперобложки для своих книг! Бронзовые изделия Грасса, его офорты, изображающие крыс, жаб, плоских рыб и мальчиков с жестяными барабанами, – вещи поистине прекрасные. А теперь он вызвал восторг и своим танцевальным мастерством. Нет, это чересчур.
Власти Шри-Ланки как будто не возражали против съемок фильма по “Детям полуночи”, но, по словам Рут Кейлеб – одного из продюсеров Би-би-си, – они собирались выдвинуть условие, что он на съемках присутствовать не должен. Ладно, сказал он, приятно быть таким популярным, и через несколько дней Тристрам прислал ему факс со Шри-Ланки: “Я держу в руках письменное разрешение”. Это был счастливый момент. Но, как выяснилось позже, это был один из длинной вереницы ложных рассветов.
Милан начал чрезвычайно приподнятым тоном говорить “Ха! Ха/ХА’. Когда родители повторяли за ним, он приходил в восторг и произносил это снова. Было ли это его первым словом – словом, обозначающим смех, а не смехом как таковым? Он выглядел так, словно силился заговорить. Но конечно, это было слишком, слишком рано.
Элизабет собиралась на несколько дней поехать к Кэрол, а они еще ни разу не были телесно близки после свадьбы, не были уже много-много месяцев. “Я устала”, – сказала она, но потом до двух ночи клеила в альбом свадебные фотографии. И все же в целом между ними дела складывались хорошо, по большей части даже очень хорошо, и с этим у них тоже вскоре наладилось. Дела любви – это жестокость, и вот ее волей своей мы преображаем, чтобы быть вместе.
Просматривая записи, которые он сделал о своей жизни, он понял, что пишется скорее о неприятном, чем о счастливых минутах, что ссора скорее будет отражена в дневнике, чем нежное слово. Правда состоит в том, что много лет они с Элизабет почти все время прекрасно ладили и любили друг друга. Но спустя недолгое время после женитьбы непринужденный лад и счастье начали убывать, и появились трещины. “Супружеские неприятности, – писал он позднее, – это как вода от муссонных дождей, скапливающаяся на плоской крыше. Ты ее не чувствуешь, но ее все больше, больше, и однажды вся крыша с грохотом рушится тебе на голову”.
Флора Ботсфорд была всего-навсего корреспондентом Би-би-си в Коломбо, но именно она, по мнению продюсера Криса Холла, “заварила кашу, из-за которой мы остались ни с чем”. Порой невольно думаешь, что сотрудники СМИ предпочитают, чтобы дела шли плохо, ибо заголовок ВСЕ ИДЕТ ХОРОШО
