Юрий Жуков - Первое поражение Сталина

Сафаров не стал скрывать, что свой взгляд основывает на решениях Второго конгресса Коминтерна. Призвавших пролетариат передовых стран поддержать отсталые народы в безболезненном переходе к коммунизму. «На долю Советской власти, – гордо провозгласил он, – выпадает задача поднять народы, которые отстали от нас на несколько сотен лет, отстали от пролетариата, помочь им подняться и прыгнуть в светлое царство будущего». И конкретизируя столь бесспорную для делегатов съезда (но отнюдь не собственную) мысль, Сафаров предложил внести в тезисы, а, следовательно, и в резолюцию следующую фразу: «Уничтожение национального неравенства здесь /в Туркестане – Ю.Ж./ есть длительный процесс, требующий упорной и настойчивой борьбы со всеми пережитками национального гнёта и колониального рабства».

Не повергая сомнению верность ни административного устройства Туркестана (унаследованного от «самодержавно-колониального» периода), ни необходимость его автономии в составе РСФСР, Сафаров наметил последовательность решения партией задач, но лишь в социально-экономической сфере. Прежде всего, отметил он, требуется «всемерная помощь кочевникам /а они составляли подавляющую часть населения края – Ю.Ж./ для перехода их в оседлое состояние». Одновременно следует «раскрепостить трудящиеся массы Востока от той оболочки средневековой культуры, которая до сих пор задерживает их умственное и идеологическое развитие». Пояснил, что под «средневековой культурой» понимает Ислам и шариат, определявшие консервативный, патриархальный образ жизни казахов и киргизов, узбеков и туркмен, а также панисламизм и пантюркизм, только ещё начавшие пользоваться у них поддержкой.

Затем же, не замечая явного противоречия сказанному ранее, Сафаров почему-то предложил действовать не просто иначе, а, по сути, скатываясь в национальный уклон. Стал настаивать на «немедленном восстановлении трудовых прав на землю коренного населения». Следовательно, отобрать её у земледельцев, семиреченских казаков, у русских и украинских крестьян-переселенцев (которых без какого-либо основания назвал «кулачьём») и передать скотоводам-кочевникам. Мало того, агрессивно добавил: «Мы не остановимся даже перед тем, чтобы сносить, выселять целые кулацкие посёлки». Пояснил – мол, в том и заключается интернационализм!55 Не смог понять последствий того. Неизбежного роста антирусских настроений, укрепления ислама и пантюркизма, и как результат – межнациональных кровавых распрей.

…До этих пор и критика тезисов, и дополнения к ним исходили от тех, кто безоговорочно солидаризировался со Сталиным по главному пункту – необходимости как можно скорее восстановить единство страны на основе федерации. Первый же выступивший в дискуссии делегат от Украины В.П. Затонский (председатель Вукопспилки (Всеукраинского кооперативного союза)), продемонстрировал существование иной позиции.

Отбросив всякую вежливость, Затонский бросил в зал: «Эти тезисы как-будто писались вне времени и пространства… Отбояриваться от вопроса голым провозглашением прав наций на самоопределение (или даже права наций на государственное отделение) нельзя. Фактически мы видим, что национальное движение после революции и при Советской власти отнюдь не ликвидировано… Национальное движение, пожалуй, было пробуждено революцией. Это мы проглядели, определённейшим образом прозевали, это необходимо сказать. В этом была колоссальнейшая ошибка Коммунистической партии».

Старый большевик, участник двух революций, Затонский явно ломился в открытую дверь. Ведь никто и не отрицал, что февраль 1917 года и вызвал небывалый подъём национального движения. Никто не ставил под сомнение и сохранение национального вопроса в условиях существования Советской власти. Выдвигая именно его в повестку дня съезда, и ЦК, и Политбюро, и Сталин стремились к тому, чтобы решить его, а вместе с тем добиться и столь необходимого воссоединения страны. Но именно такие намерения партии и отрицались Затонским, видевшим во всём лишь проявление «великодержавного шовинизма».

«Сейчас мы можем наблюдать, – продолжил свою филиппику украинский делегат, – как наши товарищи с гордостью, и небезосновательно, считают себя русскими, а иногда даже смотрят на себя, прежде всего, как на русских. Эти товарищи дорожат не столько Советской властью и Советской Федерацией, сколько уже у них есть тенденция к «единой, неделимой». Необходимость действительного централизма у некоторых товарищей / Затонский явно намекал на Сталина – Ю.Ж./ перепутывается с привычным представлением о «единой, неделимой».

Видимо, осознав, что изрядно перегнул палку, Затонский поспешил смягчить свою позицию. «У т. Сталина, – продолжал он, – в его тезисах имеется намёк /? – Ю.Ж./, что невозможно существование отдельных независимых республик ввиду угрозы их существованию. Более того, сама сущность Советской власти вызывает теснейшее объединение, и даже если бы и не было военной угрозы всё время, поскольку мы имели бы дело с советскими республиками, они должны были бы объединиться экономически. Это совершенно естественно и необходимо, и это на партийном съезде особенно доказывать не приходится».

Сгладив тем острые углы, Затонский всё же выразил опасение предлагаемой формой объединения. «Надо строго разделять, – вновь критикуя предложение Сталина, продолжил он. – что действительно вызывается необходимостью, что вызывается сущностью Советской власти, необходимостью революционной борьбы, и что является пережитком старой национальной идеологии со стороны российских товарищей. Надо отделять действительную необходимую централизацию от того примитивного русопятства – термин не мой, а т. Ленина, применённый им, к сожалению, уже поздно, только в конце 1919 года и на партийной конференции /Восьмой — Ю.Ж./… Это русопятство имеется везде и повсюду, имеется прежде всего в толще нашей партийной массы. Оно имеется не только утех колонизаторов, которым пришлось применяться к коммунизму на далёких окраинах вроде Туркестана. Это русопятство наблюдается и здесь, в Москве, в наших центральных учреждениях».

Но нет, прямо идею федерации Затонский не отвергал. Даже поддерживал-«я считаю, что метод федерации правилен». Просто он упорно отказывал в праве тому объединению, которое уже началось, поддерживалось Сталиным. «Я лично не знаю, – объяснял он, – в каких взаимоотношениях мы находимся сейчас с РСФСР, мы, живущие на Украине. С заключением последнего договора /28 декабря 1920 года – Ю.Ж./ мы не то находимся в федерации, не то не находимся… Необходимо точнее определить взаимоотношения частей федерации».