Юрий Жуков - Первое поражение Сталина

Спустя четыре дня, вечером 15 марта, после новых острейших прений по вопросу о профсоюзах и прошедших на удивление мирно – о продналоге, то есть переходе к НЭПу, Сталин доложил съезду о результатах работы редакционной комиссии. Явно с ехидством заметил, что семеро членов комиссии, то есть чуть ли не половина её состава, на заседание так и не явились. Потом преподробнейше изложил все до единой поправки, внесённые в проект. Голосование, прошедшее сразу же вслед за тем, оказалось вполне предсказуемым. Текст резолюции поддержали все, кроме двух воздержавшихся.61

Более озабоченные отказом от ставшей привычной, понятной политики «военного коммунизма», связанным с тем поиском места профсоюзов, «гегемона» в управлении экономикой, делегаты съезда не придали должного внимания не менее значимому – созданию нового государства – вопросу, утонувшему, к тому же, в далеко не всех интересовавших, волновавших проблемах межнациональных отношений. Ко всему прочему резолюция, за которую все столь единодушно проголосовали, носила слишком общий характер, Не заставляла потому спорить, возражать. Оказалась столь же неопределённой, как и её проект – тезисы.

Да, «победа Советов и установление диктатуры пролетариата являются основным условием уничтожения национального гнёта, установления национального равенства, обеспечения прав национальных меньшинств».

Да, «при данных международных отношениях ни одна советская республика, взятая в отдельности, не может считать себя обеспеченной от экономического истощения и военного разгрома».

Всё это, бесспорно, сомнений не вызывает. Как не вызывало и продолжение такой мысли – «общей формой государственного союза» является «федерация советских республик, основанная на общности военного и хозяйственного дела». Всё это уже существовало, стало обыденным, вполне естественным. Всего лишь фиксировало реальность. Потому-то, скорее всего, никто кроме Затонского не обратил должного внимания на весьма расплывчатую констатацию того, что сохраняются три варианта создания искомого союза.

Во-первых, автономизация. Во-вторых – договорные отношения. Наконец, нечто среднее между тем и другим. Три варианта, ни один из которых в резолюции так и не назвали основой для будущего союза.62

Только теперь можно было понять, почему Сталин столь настойчиво взывал к оппонентам, требуя от них конкретных предложений. Только теперь можно было понять, какие именно конкретные предложения он жаждал услышать.

Сталин был связан утверждёнными Политбюро тезисами. Теми, что отразили всю нерешительность членов Комиссии Каменева – поляка Ю. Мархлевского, татарина С.Г. Саид-Галиева, русского М.В. Владимирского и болгарина Х.Г. Раковского (призванных выразить интересы украинцев), Генерального секретаря ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинского и заместителя главы СНК Н.И. Рыкова (так и не сумевших за год прийти к какому-либо выбору, настаивать на нём, доказывая преимущества именно его).

Сталин сам никак не мог предложить собственный вариант ответа на вопрос, каким же должен стать союз. Вобрать ли в РСФСР все остальные советские республики как автономии, или же строить его исключительно на договорных отношениях. И опять – следует ли распространить такую форму отношений на Туркестан, нате республики, которые возникли как автономные, или нет?

Резолюция на все эти вопросы ответ так и не дала. Стыдливо уклонилась от чёткого, однозначного решения. Оставила его на будущее. Может быть, весьма близкое, а может – и отдалённое. Очень.

Между тем, столь очевидная неопределённость затрудняла назревшую выработку юридических взаимоотношений с только что возникшими советскими республиками. Арменией, где ревком взял власть 29 ноября минувшего года. С Грузией, где меньшевистское правительство бежало из страны всего лишь 17 марта, в те самые дни, когда и утвердили резолюцию.

3. Второй шаг к воссоединению

Партийный съезд завершил работу 16 марта. Полтора месяца спустя, 2 мая 1921 года, «Правда» опубликовала статью Сталина под странным, даже еретическим для многих читателей (твердолобых большевиков) названием «К постановке национального вопроса». Да, именно так, как будто и не было о нём прежде речи, не было X съезда, только что принявшего соответствующую резолюцию. Вроде бы решившего проблему, предложив план конкретных действий.

Вроде бы всё так, но, тем не менее, всего лишь – «постановка вопроса». Следовательно, его требуется заново осмыслить и заново найти на него ответ.

И действительно, свою очередную статью Сталин начал именно с этого, с осмысления. Подчеркнул, что существует «старое и новое понимание вопроса», которые различаются по четырём моментам. На первое место выдвинул тот, что к ситуации в советских республиках не имел ни малейшего отношения – «смешение национального вопроса как части с вопросом об освобождении колоний как целого». Именно такой ход позволил Сталину подтвердить свою приверженность ортодоксальному большевизму. Обрушить праведный гнев на старых лидеров европейской, а вернее – австрийской социал-демократии, на Шпрингера (Карла Реннера), Отто Бауэра, на идейного главу Второго Интернационала Карла Каутского. На тех, кого только ленивый в Советской России теоретик не уничижал, не обличал как ренегатов дела пролетариата.

Только затем Сталин перешёл к главному. К тому, что и заставило его выступить публицистом – к «праву наций и колоний на государственное отделение, на образование самостоятельного государства». Словом, к тому, что и происходило на территории бывшей Российской Империи, включая её также бывшие протектораты. К правомочности, с точки зрения марксизма (вернее, с его, Сталина, точки зрения), существования восьми независимых советских республик.

Начал Сталин, по своей давней манере, несколько издалека. Посчитал не требующей доказательности верность отказа Советской России от Финляндии, части Монголии (Урянхайского края, ставшего в том же году независимой Танну-Тувинской Республикой), части Китая (Манчжурии), правильность вывода русских войск из Северной Персии (она же Южный Азербайджан).

Но тут же поспешил оговориться. Лозунг о праве на самоопределение «уничтожает всякие основания для подозрения в захватнических стремлениях трудящихся одной нации /то есть русских – Ю.Ж./ в отношении к трудящимся другой нации /понимай – любой из населяющих советские республики – Ю.Ж./». Однако вслед за тем продолжал, выражая наиважнейшее – и «подготовляет почву для взаимного доверия и добровольного объединения».

Посчитав уже данную критику австромарксизма недостаточной дабы снять с себя возможные подозрения в ревизионизме. Сталин во второй раз обрушился на Шпрингера и Бауэра. Постарался связать их принципиальные ошибки не только с подменой права на самоопределение культурной автономией, но и с нежеланием признать, что «национальные и колониальные вопросы неотделимы от вопроса об освобождении от власти капитала». А раз власть капитала в советских республиках низвергнута, то значит можно говорить об ещё одном новом моменте: