Я не вру, мама… - Тимур Нигматуллин
Глава 10
Манка на приманку
Если зима в нашем городе всегда наступает неожиданно, то с весной все иначе. Ее ждут, зовут и даже колдуют над календарем. Март у нас месяц зимний, а вот апрель самый что ни на есть весенний, и первые ручейки, лужи и рыбалки случаются именно в апреле.
– Эй, – кричит мне тетя Хеба с балкона, – ты Колю не видел?
– Не-а, – отзываюсь я, сматывая леску на своей бамбуковой удочке, – не видел. Увижу – скажу, чтоб живо шел домой.
– Ты посмотри на этого горе-рыбака, – охает тетя Хеба, – сам меньше удочки, а еще умничает. Не вздумай ему это сказать! Пусть подольше гуляет. Понял?
– Хорошо. Понял!
Коля сидит сразу за насыпью дамбы и все сам прекрасно слышит. В руках у него банка из-под зеленого горошка «Глобус», набитая землей.
– Черви вялые, – сокрушенно говорит Коля, доставая из банки длинного, но тощего червя. – Худой, как мамина жизнь! Ты перловку принес?
Все утро я варил перловку. Первая партия из-за малого количества воды сгорела. Вторую я превратил в кашу и слопал ее. Третья более-менее походила на ту, которую я видел, когда отец брал меня с собой ловить рыбу, и, решив, что на сегодня хватит кулинарии, я пошел на рыбалку.
Ишим весной мутный и быстрый. Именно весной, в сезон дождей и паводка, талые воды сливаются с речкой, и она, увеличиваясь в объеме, достает до самого бортика дамбы, где уже битый час сидим мы с Иваниди и пытаемся поймать язя.
– На тополях надо было сесть, – выговариваю я претензию Иваниди, – сел бог знает где. Тут и чебака даже нет.
Иваниди возмущенно машет руками, показывая в сторону тополей:
– Вон они, тополя! В воде стоят. Как там рыбачить?
– Тогда на камнях, – не отстаю я от него. – Чего на камнях место не занял?
– На камнях бабка Шурка рыбачит. С утра там сидит. Сгонять ее, что ли?
– А на плите?
– И на плите народ, – с горечью сказал Коля, – поздно встали мы.
– Ты должен был встать. Мне перловку варить досталось.
Коля снял крышку с моей кастрюли, зачерпнул пригоршню перловки и пошевелил растопыренными пальцами.
– Хоть одну насадить можно?
Я промолчал. И вправду, зерна не цеплялись на крючок, сразу разваливались при попытке их насадить. Переварил, упустив момент, когда перловка крепкая, не разваренная. Еще от мамы достанется: «Сколько раз тебе говорила не таскать кастрюли на рыбалку. У одной дно черное. В другой каша в цемент превратилась. Третью вообще в грязи вывалял!»
Рыбалка только на первый взгляд отдых. А так: Иваниди проспал – все лучшие места заняты; я с перловкой не справился – ловим на худого червя. Пиркин вообще не пришел, а должен был с манкой явиться. Бабка Шурка – рыбачка высшего уровня. С утра села с удочкой, только и видно, как подсекает да вытаскивает подъязков одного за другим.
– Камень в нее, что ли, кинуть, – задумчиво сказал Иваниди и сразу переключился на Давида: – Где этого Пиркина носит? Небось пока не пожрет, не выйдет.
Рыбачить мы надумали в выходные. Первый лед сошел совсем недавно, зима была лютая, и реку взрывали, заложив динамит в специально выбуренных лунках. Как идут льдины по Ишиму, разгоняясь на течении, заскакивая одна на другую, словно играют в «козла – погонщика», как целые острова снега плывут вдоль берега, царапая его своими изрезанными боками, мы смотрели еще совсем недавно и даже успели прокатиться на черном айсберге, прибившемся к нашему берегу. Кататься строго запрещалось, вдоль реки стояли таблички с перечеркнутыми человечками на льду, и приходилось осторожно, чтоб никто не видел, сползать на айсберг и, отталкиваясь от берега палкой, кружить вдоль камней. Тогда с Иваниди мы чуть не утонули – слетев с айсберга, по пояс провалились в воду. Спасло нас то, что куртки, словно колокола, надулись и держали нас на плаву, и мы выползли на берег, зацепившись руками за бетонные камни. Сушились под ивами, чтоб никто не видел, иначе ходу на реку нам бы больше не было…
– Сидите? – раздался позади нас голос Алисы. – Лучше бы уроки учили, чем рыбачить.
– Явилась – не запылилась, Алиска-Ириска, – не оборачиваясь, проворчал Иваниди. – Вас забыли спросить, что делать.
– Привет, – улыбнулся я ей. – Давай с нами! Сейчас язь пойдет.
– Делать мне больше нечего. – Алиса не стала спускаться к нам. – Тебя папа вечером к нам зовет. Приходи в шесть!
В этот момент у меня дернулся поплавок и слегка пошел против течения. Я подхватил удилище, двумя руками выдвинул его чуть вперед.
– Подсекай! – закричал Иваниди. – Тащит уже!
– Пусть еще, – затаив дыхание, ответил я, не сводя глаз с поплавка. Он, еще пару раз дернувшись, затих.
– Эх ты, – разочарованно сказал Иваниди, – ушла.
Я вытянул удочку. Крючок был пуст. Алиса тоже ушла, оставив нам небольшой кулек с конфетами и пряниками.
– Тоже мне, заботница, – доставая пряник, произнес Коля. – Чего приходила – непонятно. Ты к ним в гости, что ли, ходишь?
– Хожу, – пришлось сознаться мне. Алиса тоже молодец, при нем это сказала, не могла на ухо или отозвать. Хватило ума. Теперь начнется.
– Тили-тили-тесто, – запел Коля и осекся.
Теперь клевало у него. Он не стал, как я, ждать сильного удара и сразу дернул удилище. Леска вылетела из воды, описала дугу и улетела ему за спину. На крючке болтался ершик.
Коля забегал вокруг, словно туземец, исполняющий ритуальный танец после удачной охоты на слона. Он бил себя по губам, выкрикивал какие-то слова и то и дело вскидывал голову, улюлюкая и завывая.
– Уха будет на славу, – наконец членораздельно сказал он, остановившись, и стал снимать ерша с крючка. Ерш, как всякий хищник, заглотил крючок глубоко, в самое брюхо, и снять его было непросто. Помучившись минут пять, Иваниди в конце концов не выдержал: – Рвать надо. Я не могу. Давай ты?
Рвать чужую добычу несложно. Я со всей силы потянул за леску, вытащил из брюха крючок и передал его Иваниди. У того на глазах набухли слезы.
– Ну а как еще? – пожал я плечами. – Не лови больше ершей. Мелкие и крючок глотают.
Ближе к обеду мы проголодались. Конфеты и пряники были сметены враз. Пиркин все не шел, и мы стали подъедать перловку.
– Вкусно, – закидывая горсть перловки в рот, сказал Иваниди. – Ты дома ешь перловку?
– Нет, – с набитым ртом ответил я, – только на рыбалке. Дома невкусно почему-то.
– М-да… – многозначительно произнес Иваниди и замолчал.
Рыба совсем перестала клевать. Мы расстелили полотенце, легли на него и стали рассматривать бегущие
