Винсент Буглиози - Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Не скрывая отвращения, я отвернулся и зашагал прочь. Оглянувшись, однако, я увидел, что Сэнди и двое парней двинулись за мной. Я встал, они тоже остановились. Когда я отправился дальше, они пошли следом, и Сэнди все теребила свой кинжал.

Постепенно расстояние между нами сокращалось. Решив, что опасность следует встречать лицом, а не спиной, я обернулся и подошел к троице.

“Слушай меня, проклятая Богом сучка, и слушай хорошенько! — сказал я Сэнди. — Я не знаю точно, была ты или не была замешана в попытке убить Барбару, но если ты участвовала, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты никогда не вышла из тюрьмы!” Переведя взгляд на двоих парней, я заявил, что если только они еще раз попробуют преследовать меня, то получат ту взбучку, на которую нарываются. Не сходя с места.

Потом я ушел, и на сей раз никто из них не сделал и шагу в моем направлении.

Как мне казалось, такая реакция на происходящее была не особенно бурной, учитывая обстоятельства.

Канарек посчитал иначе. Когда заседание суда возобновилось в понедельник, двадцать первого числа, он поспешил подать заявление, в котором просил наказать меня за попытку воздействия на свидетеля обвинения. Канарек просил также арестовать меня за нарушение 415-й статьи Уголовного кодекса, уличив меня в произнесении непристойностей в присутствии женщины.

21–26 сентября 1970 года

Не найдя в заявлении Сандры Гуд ничего такого, что, “по моему мнению, позволило бы трактовать поведение мистера Буглиози как предосудительное”, судья Олдер отклонил несколько прошений Канарека. Вновь Мэнсон передал мне просьбу встретиться с ним во время полуденного перерыва. Он надеялся, что я не воспринимаю все это — попытку убийства, происшествие с кинжалом, суд — как личное оскорбление.

“Нет, Чарли, — ответил я, — меня приписали к делу; я не просил об этом. Работа такая”.

Теперь уже мне должно было стать ясно, сказал Мэнсон, что девицы действуют сами по себе, и никто не распоряжается ими. Когда я скептически приподнял бровь, Мэнсон возразил: “Слушай, Буглиози, если б у меня имелась вся власть, которой я, по-твоему, обладаю, я мог бы просто сказать: “Бренда, ступай убей Буглиози”, и весь сказ”.

Мне показалось интересным, что Мэнсон выделил Бренду Макканн (н/и Нэнси Питман) в качестве предводительницы своих убийц.

Позднее у меня появились хорошие причины для того, чтобы вновь и вновь вспоминать оброненные Мэнсоном замечания.

Ничего личного. Но сразу вслед за этим начались полуночные звонки; звонившие бросали трубку, стоило только ответить. Эти звонки продолжались даже после того, как мы сменили номер, и ранее не указанный в телефонных книгах. И еще несколько раз на выходе из Дворца юстиции ко мне пристраивался молчаливый эскорт, состоящий из различных участников “Семьи”, включая и Сэнди. Лишь первый такой случай заставил меня нервничать. Гейл с детьми как раз выехала из-за угла в нашей машине, и я испугался, что их могут заметить или узнать номер автомобиля. Когда я сделал вид, что не вижу ее, Гейл быстро оценила ситуацию и проехала мимо, чтобы объезжать квартал по кругу, пока я не сумею стряхнуть с себя “хвост”. Впрочем, как она призналась потом, внешняя невозмутимость никак не отражала ее подлинных чувств.

Обеспокоенный безопасностью своей семьи, я все же не воспринимал эту угрозу всерьез, пока однажды вечером Мэнсон не заявил приставу: “Я распоряжусь, чтобы судья и Буглиози были убиты”. Очевидно, Чарли донельзя рассердило предстоявшее появление в суде свидетеля с новыми примерами его тотального контроля над остальной “Семьей”.

Откровенничая с приставом, Чарли знал наверняка, что его слова дойдут до нас обоих. Олдер уже находился под защитой. На следующий день Офис окружного прокурора приставил ко мне телохранителя, который должен был сопровождать меня повсюду до момента окончания процесса. Были предприняты и дополнительные меры предосторожности, которые я не стану здесь описывать, поскольку они, вероятно, и сейчас входят в программу защиты свидетелей и сторон. Одно из них, впрочем, вполне можно назвать. Чтобы предотвратить повторение событий на Сиэло-драйв, в нашем доме установили радиотелефон, который мог мгновенно связать нас с ближайшим полицейским участком в случае, если телефонные линии оказались бы перерезаны.

Мы с Олдером оставались единственными участниками процесса, имевшими телохранителей, но и то, что некоторые, если не все, адвокаты защиты опасаются “Семьи”, тоже не было секретом. Дэйи Шинь (как рассказал мне один из его приятелей) держал в каждой комнате своего дома по заряженному пистолету на случай визита нежданных гостей. Какие предосторожности ис

пользовал (если использовал) Канарек, мне неизвестно, хотя Мэнсон нередко помещал его имя в первую строку своего “черного списка”. По словам другого адвоката, Мэнсон множество раз угрожал убить Канарека; это лишь справедливо, рассуждал Мэнсон, раз уж Канарек медленно убивает его в суде.

Однажды Мэнсон даже распорядился, чтобы Фитцджеральд подготовил бумаги для смещения Канарека. Если верить Полу, который поведал мне эту историю, Канарек в буквальном смысле встал на колени и со слезами на глазах упрашивал Мэнсона не увольнять его. Чарли оттаял, и Канарек остался при своем месте — хотя их размолвки в суде продолжались.

Каждую неделю член Счетной комиссии Лос-Анджелеса издавал пресс-релиз, называвший общую истраченную в ходе процесса сумму. Несмотря на постоянные протесты Канарека, многие из которых требовали длительного обсуждения сторонами, мы продвигались вперед довольно приличным темпом, ежедневно выслушивая внушительное количество показаний. Один из старейших репортеров судебной хроники заявил, что уже лет двадцать с гаком не видал ничего подобного.

До сих пор судья Олдер отлично справлялся с тем, чтобы сдерживать Канарека. Если бы он удовлетворял хотя бы половину требований о “выездных заседаниях”, на которых вечно настаивал Канарек, мрачные прогнозы о десятилетнем разбирательстве все-таки воплотились бы в жизнь. Всякий раз вместо этого, когда Канарек выдвигал очередную подобную просьбу, Олдер говорил: “Представьте мне обоснование в письменном виде”. Из-за затрат времени на исполнение условия Канарек редко взваливал на себя этот труд.

С нашей же стороны, хотя поначалу я и собирался вызвать в суд около сотни свидетелей, число их затем сократилось до восьмидесяти; для дела подобных масштабов и сложности это чрезвычайно мало. В некоторые дни присягу принимали по десятку человек. Когда это было возможно, я старался использовать показания конкретного свидетеля сразу в нескольких целях. В придачу к прочим его показаниям, например, я расспросил ДеКарло об именах и приблизительном возрасте каждого из участников “Семьи”, чтобы присяжным стало очевидно: будучи старше их всех, Мэнсон едва ли мог играть в группе второстепенную роль.