Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали

Через полчаса после того, как мы вошли в столовую, мы уселись на только что освободившиеся места, положили на стол наши карточки и стали ждать, когда к нам подойдет официантка. Она была на полпути к нам, обслуживая другой стол и добродушно поругивая рабочих, пытавшихся получить два обеда по одной карточке, а иногда и ущипнуть ее сзади. Прошло еще десять минут, прежде чем она добралась до нашего, последнего, стола и стала отрывать талоны от наших карточек. Шабков и Попов, у каждого из которых было по две карточки, очень старались отвлечь внимание официантки, чтобы она не поняла, что карточек больше, чем людей за столом. Однако это им не удалось. Оторвав двенадцать талонов с номерами, она сосчитала всех и увидела, что за столом только десять человек. Положение спас Попов.

— А, ну да, — сказал он. — Это Петя и Гриша оставили свои карточки и пошли мыть руки. — Попов ухмыльнулся. Усмехнулась и официантка. Никто никогда не мыл руки зимой в столовой № 30. Но теперь у нее были свидетели на тот случай, правда, весьма маловероятный, если директор будет ее проверять. Она умчалась прочь, улыбаясь, и скоро вернулась, неся двенадцать больших кусков черного хлеба. Затем она принесла двенадцать тарелок горячего супа. Суп был неплохой. В нем было немного капусты, следы картошки и гречневой крупы, а иногда даже попадалась косточка. Главное — он был горячий. Рабочие ели его с удовольствием, некоторые для вкуса клали туда горчицу. Большинство из них съели свой кусок хлеба до того, как доели суп. Однако у Шабкова и Попова было по два куска хлеба (два куска по двести граммов каждый раз равнялись одному фунту черного хлеба), поэтому им его хватило, чтобы доесть суп до конца, и даже осталось немного для второго. На второе принесли суповые тарелки, наполненные картошкой, политой жидким соусом. Сверху лежал небольшой кусочек мяса. Поставив все это на наш стол, официантка пошла обслуживать сидящих за другим столом.

Попов и Шабков ели жадно, с большим аппетитом.

— Хороший обед, — сказал Шабков. — Вот если бы каждый день такой давали.

Попов ничего не ответил. Он только что-то проворчал.

Он был занят — надо было съесть две тарелки картошки с мясом.

— Я слышал, что Ломинадзе, новый первый секретарь партии, очень возмущается столовыми и настаивает на том, что мы должны иметь право заказывать столько хлеба, сколько захотим, и что на второе должен быть выбор, по крайней мере из трех блюд, — сказал сидевший рядом с Поповым рабочий толстощекой, закутанной в платок девушке, уплетавшей напротив него картошку. Девушка работала вместе с клепальщиками, нагревая для них заклепки.

— Я в это поверю, только когда сама увижу все собственными глазами, — ответила девушка с украинским акцентом. Она сидела за столом вместе с мужчинами, хотя в комнате было еще около двадцати или тридцати женщин. Большинство из них были одеты в такие же тулупы и валенки, что и мужчины, и их можно было отличить только по толстым платкам, в которые они были закутаны.

Как только мы кончили обедать, ожидавшие своей очереди рабочие тут же начали занимать освобождавшиеся места. Попов и Шабков встали из-за стола, слегка распустив пояса и сыто рыгая.

— Да, — сказал Попов. — Хороший обед.

Мы вернулись обратно на работу, когда деревянные часы на здании, где находились компрессоры, показывали двенадцать тридцать. На саму еду у нас ушло всего лишь пятнадцать — двадцать минут, но в общей сложности мы потеряли полтора часа рабочего времени. И снова причиной тому была плохая организация. Знал об этом и директор, знали и в профсоюзе, и в партийной организации. Но знать — одно, а совсем другое дело — исправить положение. Надо было накормить тысячи рабочих. Не хватало и столовых, и ложек, и столов, да и самой еды. Спустя три года количество продовольствия увеличилось, что дало возможность отменить карточную систему, улучшить питание и терять меньше времени; но в 1932 и 1933 годах ситуация была плохой, и, казалось, никто не в состоянии ничего сделать, чтобы решить эту проблему.

Рис. 3. Агитпункт в палаточном городе, 1930 г.

Глава VI

Профсоюзный руководитель приклеил кусок газетной бумаги на дверь сарайчика. На нем крупными буквами с ошибками было написано объявление: «Собрание — выборы нового председателя цехового комитета — в пять часов в красном уголке. Присутствие обязательно». Многие члены бригады видели это объявление, но их это ничуть не заинтересовало. Цеховой комитет мало что значил для большинства рабочих. Он организовывал и проводил плохо посещаемые собрания, на которых выступали работники профсоюза, говорившие о программе строительства Магнитогорска, втором пятилетнем плане и международном положении. А еще, когда рабочие болели или получали травму, они относили бюллетени к председателю, чтобы он поставил на них свою подпись. Этим все и ограничивалось. Администрация значила для рабочих гораздо больше. Она нанимала на работу и увольняла, давала рабочим указания, распоряжения и приказы, платила им деньги. Партия тоже имела большое значение. Через партийную организацию можно было добиться комнаты, получить новую работу, подать жалобу или внести какие-либо предложения, имея некоторую уверенность, что на них обратят внимание и рассмотрят. А цеховой комитет не мог сделать ничего подобного, и выборы нового председателя не вызвали интереса у большинства монтажников и сварщиков, видевших это объявление. Таким образом, в пять часов в красном уголке стояли только прежний председатель, которого переводили на другую работу, и два члена цехового комитета; они курили, посматривая на дверь. Вошел один рабочий, за ним еще двое, наконец собрались пять человек, но больше никто не появился.

— Черт возьми, — сказал прежний председатель, нервный, прилизанный человек средних лет в дорогой черной котиковой шапке. — Я развесил это объявление повсюду. Не знаю, почему пришло так мало людей.

Высокий парень со шрамом на губе, стоявший неподалеку, пожал плечами. Это и был человек, присланный районным комитетом профсоюза на место старого председателя цехового комитета профсоюза строителей доменных печей. Да, такое начало не предвещает ничего хорошего, если на выборы приходит только пятеро. По этому поводу он заметил, обращаясь к своему коллеге, на смену которому прибыл:

— Кажется, Вы чертовски много занимались здесь общественной работой. Что же нам теперь делать? Я не могу быть избран на должность председателя организации из восьмисот рабочих собранием, на котором присутствует только пятеро. А Вам завтра надо переходить на новое место работы.