Николай Островский - Раиса Порфирьевна Островская
Читатели романа «Как закалялась сталь» помнят это:
«— Вот станция Боярка, в шести верстах — лесоразработка. Здесь сложено в штабеля двести десять тысяч кубометров дров. Восемь месяцев работала трудармия, затрачена уйма труда, а в результате — предательство, дорога и город без дров. Их надо подвозить за шесть верст к станции. Для этого нужно не менее пяти тысяч подвод в течение целого месяца, и то при условии, если будут делать по два конца в день. Ближайшая деревня — в пятнадцати верстах. К тому же в этих местах шатается Орлик со своей бандой… Понимаете, что это значит?.. Смотрите, на плане лесоразработка должна была начаться вот где и идти к вокзалу, а эти негодяи повели ее в глубь леса. Расчет верный: не сможем подвести заготовленных дров к путям. И действительно, нам и сотни подвод не добыть. Вот откуда они нас ударили!..»
Партийные руководители Киева обратились к комсомольцам с призывом принять участие в строительстве узкоколейки от места заготовки дров до станции Боярка.
Врачи категорически запретили Островскому ехать на строительство. Но он поехал. Жили в полуразрушенной холодной школе. Там впервые почувствовал боль в коленных суставах.
Из документов Островского: «Участвовал в ударном строительстве на постройке железнодорожной ветки для подвоза дров, где тяжело заболел, простудившись и поймав тиф».
Товарищи отправили его в Шепетовку в полубессознательном состоянии. И опять Ольга Осиповна своими заботами поставила сына на ноги. Не окрепнув как следует, он возвратился в Киев, в мастерские. Он себя не жалел.
Нестерпимые боли в суставах заставили его осенью 1922 года поехать на лечение в город Бердянск, на Азовское море.
Тридцать восемь дней Островский пробыл на курорте.
В санатории он подружился с Людмилой Беренфус, дочерью главного врача; некоторое время после санатория они переписывались. Благодаря этому мы знаем о состоянии Островского в то время. Вот что он писал Людмиле:
«…Я теперь один сижу здесь в Шепетовке, Волынской губернии, в пяти верстах от польской границы, в местечке захолустном, грязном до непроходимости… Никто… не заглядывает ко мне. Живу я отдельно, почти на хуторе, около своей мамуси… Я болен, не могу ходить, и все вместе взятое, Люси, так грустно…
Пишите на данный вам адрес, как он есть, в Киев, хотя я в Шепетовке, но скоро думаю поехать в Киев…»
Вернувшись в Киев, он опять врезался в самую гущу дел. Спасал лесосплав на Днепре, после чего боли в ногах усилились: работал по колено в ледяной воде, в результате — полиартрит[9]. Он «перенес тиф и одновременно воспаление легких и почек»[10]. После тифа коленные суставы опухли, тупая боль не прекращалась.
Медкомиссия признала его инвалидом первой группы.
Снова Шепетовка. Снова уход матери и лечение, лечение…
20 марта 1923 года он пишет Л. Беренфус:
«Милый далекий Люсик!
Наконец я смог тебе, далекий друг, лишь только теперь, когда прошло так много времени, снова дать знать тебе в твой захолустный и скучный Бердянск весточку о том, что жизнь еще не совсем задавила меня, и если стукнулся я сильно, то все-таки поднялся… И, цепляясь за каждый шанс… организм выиграл победу, добился того, что я теперь могу порассуждать о том, для чего я живу и что думаю делать далее и т. п…
Ну довольно, Люси. Мне хватит времени думать об этом. Заполнять бумагу этим бесполезно… Теперь живу не в Киеве, а в Шепетовке… оживаю от всего… Время, проведенное в клиническом госпитале, наложило на меня печать… Прибавившаяся пара поперечных морщин делает меня каким-то мрачным…
Вот еще прошу об одной услуге, Люси. Хотя я был у многих врачей… и приблизительно знаю болезнь колен, но прошу тебя, Люси, порасспроси у папы, что он знает о всех, знаешь, Люси, и последствиях и средствах лечения домашнего хронической водянки коленных суставов, которая под давлением вывихов и тифа выявилась 1,5 года тому назад и благодаря лечению курортом почти ушла, а теперь опять родилась… прошу, расспроси отца всесторонне и напиши мне, только правду… если будешь писать неправду, то лучше не пиши… Я похож на избавившегося от смерти, которому предстоит опять борьба, а уж так надоело все…
Будь здорова… Вспоминай иногда и пиши мне сейчас же. Жду. Ведь ты же мне сестра, чистая, славная сестричка.
Коля Островский»[11].
Упорное лечение, заботы матери и на этот раз вернули Островскому относительную работоспособность. Он стал налаживать связи с комсомольцами. «Сошелся с несколькими людьми, потому что без них хуже, и стараюсь привести в порядок разбегающиеся мысли», — сообщает он Людмиле Беренфус.
Весной 1923 года Островский уехал в маленький городок Берездов, где жила его сестра Екатерина Алексеевна Соколова. Ее муж Иван Яковлевич Соколов работал в местном райисполкоме, заведовал районным коммунальным отделом. Островский поселился у сестры. Соколов устроил его в райкоммунхоз техником по учету частных домовладений.
Николай был дружен с сестрой. Вечерами она по-матерински встречала его; иногда ей приходилось засиживаться за полночь в ожидании брата, который был всегда в делах.
Позднее Екатерина Алексеевна рассказывала о том времени, что она не могла уснуть, пока Коли не было дома. Он целые дни отсутствовал, приходил голодный, уставший, совершенно обессиленный. Ноги у него опухали. Надо было помочь ему снять сапоги, приготовить ванну для ног. Ему бы полежать, подлечиться, но он и слушать не хотел!
Работа комсомольца Николая Островского привлекла внимание председателя райисполкома Николая Николаевича Лисицына. В прошлом тульский оружейник, член партии с 1918 года, этот человек в 1923 году стал председателем Берездовского райисполкома. С этого времени два Николая стали большими друзьями — и на всю жизнь.
Н. Островский так описал Лисицына в романе:
«Николаю Николаевичу Лисицыну, председателю Берездовского исполкома, всего лишь двадцать четыре года, но никто из его сотрудников и партийных работников этого не знает. Он, большой и сильный человек, суровый и подчас грозный, выглядит тридцатипятилетним. Крепкое тело, большая голова, посаженная на могучую шею, карие, с холодком, проницательные глаза, энергичная, резкая линия подбородка. Синие рейтузы, серый, видавший виды френч, на левом грудном кармане орден Красного Знамени…»
Лисицын много внимания уделял работе среди молодежи. Помогал немногочисленной комсомольской организации. А Островскому однажды дал ответственное задание: отвезти из Берездова в Шепетовку срочные пакеты и мешок денег. В удостоверении было сказано:
«Дано сие т. Островскому в том, что он действительно командируется со срочными пакетами и одним мешком ценностей в сопровождении трех
