Уинфред Шарлау - Кредит на революцию. План Парвуса
После высылки из Дрездена Гельфанд вместе с Юлианом Мархлевским организовал журналистское агентство, которое должно было продавать провинциальным газетам написанные Парвусом передовицы и выпускало ежедневный бюллетень «Из мировой политики». Провинциальная пресса могла бы хорошо заработать на материалах, которые предлагал Гельфанд; его обзоры о главных международных событиях имели бы успех. Но партия занималась исключительно внутренними проблемами, и лишь несколько газет пользовались услугами журналистского агентства Гельфанда. Благодаря этим газетам Гельфанду удавалось обнародовать свои взгляды, но его политическое влияние было весьма незначительно. Несмотря ни на что, агентство приносило некоторый доход, который давал возможность продержаться первые наиболее трудные месяцы в Мюнхене.
Постоянно нуждавшийся в деньгах Гельфанд учредил летом 1902 года «Издательство славянской и северной литературы» (Verlag slawischer und nordischen Literatur). Идея, которая должна была обогатить издателя, основывалась на том, что Россия не подписала Бернскую конвенцию 1896 года по охране авторских прав. Русские писатели не подпадали под ее защиту, их произведения можно было свободно публиковать за границей и не делать авторам никаких отчислений. Гельфанд предложил издавать русских литераторов малыми тиражами – сто экземпляров, – на основе чего можно было бы защищать в Западной Европе их авторские права. Гельфанд, благоразумно оставшись на заднем плане, сделал руководителем нового издательства своего друга Юлиана Мархлевского.
Друг Гельфанда со студенческих времен Мархлевский работал с ним с 1896 года. Мархлевский родился в Польше в том же году, что и Гельфанд, и идеально дополнял друга. По природе дипломатичный, обходительный, Мархлевский позже весьма успешно улаживал споры, возникавшие в польской партии. В то время как Гельфанд генерировал идеи и разрабатывал планы, Мархлевский спокойно, четко и упорно трудился. Он умел спускать Гельфанда на грешную землю, когда у того излишне разыгрывалось воображение. Мархлевский понимал, что создать издательство – это только полдела, главное – удержать его на плаву. Он был для Гельфанда другом, партнером и директором-распорядителем в одном лице.
Издательство на редкость удачно стартовало. Первое предприятие – открытие пролетарского русского писателя Максима Горького западноевропейской публике – принесло сенсационный успех. Летом 1902 года Гельфанд даже отважился нелегально съездить в Россию, чтобы встретиться с Горьким. На железнодорожной станции в Севастополе, на берегу Черного моря, писатель дал полномочия издателю защищать его авторские права в Западной Европе. Они договорились о том, что Горький будет получать двадцать процентов от сумм заграничных гонораров; остальные деньги (за небольшим вычетом) предназначались русским социал-демократам. Гельфанд подписал соглашение от имени своего издательства, а Горький от русского агентства «Знание», которое ведало финансовой стороной его литературной деятельности[104].
Заключив соглашение, Гельфанд с Мархлевским тут же приобрели последнюю пьесу Горького «На дне». Спустя несколько недель пьеса, поставленная в театре Макса Рейнхарда в Берлине, имела огромный успех. И это было только начало. Пьеса в постановке Рейнхарда прошла более пятисот раз – с аншлагом. Аналогичным образом дело обстояло и в других городах Германии.
Но это был первый и последний финансовый успех издательского дома Гельфанда. Доход от пьесы вскоре был израсходован: частично, чтобы покрыть убытки Verlag slawischer und nordischen Literatur, частично на личные нужды Гельфанда. Ни Горький, ни РСДРП не получили от Гельфанда ни копейки[105].
Какое-то время все было тихо, но во время революции 1905 года Горький и большевики вспомнили о Гельфанде, и разгорелся скандал. От Гельфанда потребовали отчет, но никаких денег у него уже не было. Встал вопрос о личной и финансовой нечистоплотности Гельфанда.
После того как издательство столкнулось с трудностями, по словам Гельфанда, из-за «неблагоприятно сложившихся деловых отношений», он тут же потерял к нему интерес. Октябрь 1905 года стал кульминационной точкой революции в России, и Гельфанд собрал вещи и уехал из Мюнхена в Санкт-Петербург, предоставив расхлебывать заваренную им кашу Мархлевскому; тому ничего не оставалось, кроме как объявить себя банкротом.
Гельфанд поступил безответственно. В этом случае явственно проявились его недостатки: отсутствие стойкости и абсолютное неуважение к друзьям и коллегам. Он рассматривал человеческие отношения исключительно с утилитарной точки зрения. Не раздумывая, он пожертвовал дружбой с Мархлевским ради собственного благополучия. Гибель издательства в один момент оборвала пятнадцатилетнюю дружбу, и Мархлевский так никогда и не смог простить Гельфанда.
Некоторые черты характера Гельфанда имели гибельные последствия не только для его друзей, но и для семьи. Личная жизнь, как и дело о неплатежах, превратилась в источник серьезных проблем. Семейная жизнь была особо уязвимым местом, и бывшие друзья, посвященные в его личные дела, нередко подвергали Гельфанда резкой критике. Историю личной жизни Гельфанда удалось почерпнуть в основном из информации, содержавшейся в нападках бывших друзей, и из его ответных ударов.
Гельфанд рано женился, по всей видимости, вскоре по приезде в Германию. Один из его товарищей рассказал, что жена была русской, акушеркой. Много лет спустя Гельфанд написал, что его жена пережила вместе с ним многие превратности судьбы, в том числе высылку в 1893 году из Пруссии, а еще через пять лет из Саксонии[106]. И добавлял, что после рождения сына их отношения с женой стали портиться. Все началось еще перед его поездкой с Леманом в Россию в 1899 году. Жена и сын дожидались приезда Гельфанда в Мюнхене. В этой квартире, находившейся в Швабинге, Гельфанд провел единственный спокойный промежуток своей семейной жизни; у него находилось время вести переписку с друзьями, общаться с женой и маленьким сыном. Ленин и Крупская хорошо знали эту семью, бывали в их квартире в Швабинге. Возможно, Гельфанд с женой вместе пережили много трудностей, но эти трудности не сплотили их. В 1904 году они развелись. Позже, пытаясь отбиться от обвинений в безответственности, Гельфанд заявил, что выплачивал жене 200 марок в месяц, на тот момент половину своих доходов, правда, недолго. Осенью 1905 года он уехал в Санкт-Петербург. После его отъезда у бывшей жены начались финансовые проблемы, и Карл Каутский стал ежемесячно отправлять ей 50 марок.
Гельфанд развелся с первой женой, Таней, ради другой женщины. «Она ничего не требовала от меня», – писал о ней Гельфанд, и ее единственное желание заключалось в том, чтобы иметь от него ребенка. В октябре 1905 года она поехала с Гельфандом в Россию, но ход политических событий не позволил им долго находиться вместе. После провала революции женщина, с которой Гельфанд уехал в Санкт-Петербург, в царской тюрьме родила ему сына. Они вернулись в Германию порознь, и Гельфанд не проявлял желания продолжить отношения. Он быстро отступил, не задумываясь о последствиях своего поступка.
Вообще он весьма своеобразно относился к понятию долга перед семьей. Его не слишком интересовала дальнейшая судьба сыновей. Говорили, что они выросли в России и сделали карьеру при советском режиме. В 1920 году Гельфанд упоминал о сыне, жившем в России, с которым он не общался. В тридцатых годах в советских посольствах Западной Европы появились два дипломата; ходили слухи, что это сыновья Александра Гельфанда. Граф Чиано, министр иностранных дел Италии и зять Муссолини, в 1939–1940 годах часто встречался с Леонидом Гельфандом, советским поверенным в делах в Риме. Последняя ссылка на советского дипломата в дневнике Чиано:
«14 июля 1940 года Гельфанд, который много месяцев руководил советским посольством, должен вернуться в Москву, и он чувствует, что дело попахивает расстрелом. Вот почему он попросил помочь ему сбежать в Америку, где он хочет оставить семью и, думаю, останется сам. Он проницательный и умный человек; долгий контакт с буржуазной цивилизацией сделал из него буржуа. Под давлением приближающейся беды проявилась его еврейская сущность. Он стал чрезмерно любезен и только кланяется и расшаркивается. Но он стремится спасти семью; он обожает дочь. Он боится их депортации больше, чем собственной смерти. Это очень гуманно и красиво»[107].
Леон (Леонид) Гельфанд сбежал в Соединенные Штаты, где нажил состояние. Он недавно умер в Нью-Йорке под вымышленным именем[108].
Другим советским дипломатом был Евгений Гнедин, сын Гельфанда от второй жены, в тридцатых годах заведующий отделом печати МИДа СССР. В 1936 году он был секретарем полпредства СССР в Германии. Был арестован во время сталинской чистки. По воспоминаниям его друга Ильи Эренбурга, Гнедин был освобожден в 1955 году и живет в Советском Союзе.
