Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
Другая сторона проблемы переходной формы правления – вопрос о легитимности власти. Легитимность была необходима для консолидации власти, хотя не исключала (и даже предполагала) ее авторитарность. Моделью служил национальный консенсус, достигнутый в период Смутного времени. В этот период вопрос легитимности власти выступил в качестве центрального. «Наша история, – отмечал Новгородцев, – наглядно показывает, как шаток оказался трон Василия Шуйского, „выкрикнутого“ боярами и московскими людьми без участия всего народа; между тем династия Романовых, поставленная всенародным Земским Собором, прочно укоренилась». Из этого следовал вывод о необходимости зафиксировать в программных установках идею Учредительного собрания, как «наиболее желательной и ясной формы народного волеизъявления».
В идеале, считал Новгородцев, следует объявить, что «идет твердая государственная власть, не боящаяся смелых преобразований, но проводящая их на почве права и порядка и не позволяющая ни грабить, ни мстить за грабеж». Это означало выдвижение такой концепции диктатуры, которая наиболее близка ее римскому пониманию: предоставление неограниченных полномочий избранному народом правителю, который реализует их по воле народа (римского сената или Учредительного собрания) и исключительно в переходный период, необходимый для восстановления государственности. Как говорил позднее Д.С. Пасманик, Новгородцев выдвинул формулу: «Цезарь, благословляемый патриархом и церковью на восстановление государственности и национальной державности» – и добавлял: «Что ж, если это кадетские идеи, то останемся кадетами».
Описанная позиция – продолжение той, которую находим у Новгородцева в период Гражданской войны на Украине. В Белом движении существовало три подхода к государственному устройству. По авторитетному свидетельству И.И. Петрункевича (1919), одни считали необходимым сохранить гражданский правопорядок в неизменном виде там, где это оказалось возможным; другие отстаивали Директорию; третьи – диктатуру. В качестве идеолога последнего направления он называет «екатеринодарцев» – П.Д. Долгорукова и П.И. Новгородцева, наиболее проникнутых «атмосферой действующей армии», которые «горячо отстаивали военную диктатуру, видя в ней залог успеха и подчиняя ей все другие вопросы». Новгородцев становится неформальным участником Особого совещания при главнокомандующем, выступая по теоретическим вопросам организации движения, а также участвуя в разработке ряда законопроектов.
В январе 1919 года в Одессе на заседании Совета государственного объединения России он выступил с докладом о создании Южно-Русской власти, призывая ввести военную диктатуру. В Крыму он занимался преимущественно педагогической деятельностью (в Симферопольском университете).
Концепция диктатуры как инструмента постреволюционной стабилизации основывалась у Новгородцева, как и у других русских деятелей этого времени, на исторических прецедентах Английской и Французской революций, политики Бисмарка в Германии и Столыпина – в России. Содержание переходного режима во всех этих случаях усматривалось в восстановлении национальной государственности путем объединения страны сверху. Павел Иванович являлся сторонником бонапартистской модели власти, считая ее наиболее рациональной для переходного периода. В период революции и Гражданской войны бонапартизм выступает либеральной альтернативой большевизму. Либеральная концепция бонапартизма, восходящая к Токвилю, видела в нем естественное порождение неконтролируемых тенденций процесса перехода к демократии и рассматривала его в силу этого как меньшее зло в сравнении с народной революцией, как необходимый корректив экстремизму. П.Н. Милюков, П.И. Новгородцев, Ф.Ф. Кокошкин выступали за необходимость военной диктатуры против большевистской. Стратегия установления военной диктатуры (например, Корнилова или Колчака) выступала в качестве меньшего зла в сравнении с установлением однопартийной большевистской диктатуры.
Выдвигая идею национального и духовного возрождения России, П.И. Новгородцев видел его возможность в социальной консолидации, позволяющей «забыть свои особые интересы во имя общего национального интереса». «Если всякая революция, – пояснял он, – в стихийном своем течении превращается в диссолюцию, в разложение государства и народа, то обратный процесс восстановления и возрождения начинается с собирания народной силы воедино». Павел Иванович выдвигает на первый план «национальное чувство», «сознание общей связи» и патриотизм против революционной идеологии и партийного догматизма. Примерами создания политического режима, опирающегося на широкий социальный консенсус, служили выход из Смутного времени в России начала XVII века и постреволюционная стабилизация в Европе, «когда Франция под водительством гениального Бонапарта выходила из своей революции XVIII века». Сходная интерпретация функций бонапартистской модели власти давалась непосредственными участниками корниловского движения, а также его наблюдателями и оппонентами. Наиболее полно данная альтернатива большевизму представлена генералом А.И. Деникиным в «Очерках русской смуты», второй том которых получил выразительное название «Борьба генерала Корнилова». Предпринятая им попытка государственного переворота и установления военной диктатуры предстает как «мучительное искание наилучшего и наиболее безболезненного разрешения кризиса власти», «единственный выход из положения, созданного духовной и политической прострацией власти». Новгородцев, развивая эту позицию, приходил к однозначному выводу, напоминающему идеи К. Шмитта в Веймарской республике: «Нет кадетизма и демократизма, а есть национальная задача объединения… Очередной задачей является создание власти. А пока власть создается, нельзя добиваться свободы и гарантий таковой. Если у нас сейчас ничего не осталось от нашего демократизма, то это прекрасно, ибо теперь нужна диктатура как созидающая власть». Демократия для защиты от своих врагов должна, следовательно, позаимствовать их методы, став на время авторитарной. Но не приведет ли это к ее крушению?
…После поражения Белого движения Новгородцев бежал из Крыма в Берлин, а позднее в Прагу, где, при поддержке правительства Чехословакии, организовал в 1922 году Русский юридический факультет при Пражском университете, сыграв видную роль в организации научной работы и преподавания в русской эмиграции. Он являлся членом правления Союза русских академических организаций за границей и Русской академической группы в Чехословакии.
В эмиграции П.И. Новгородцев пережил, по воспоминаниям современников, «глубокий духовный перелом». Если прежде он принадлежал скорее к западническому руслу русской общественной мысли, то на почве религиозных исканий последних лет своей жизни он стал сближаться со славянофильством и даже прочитал в Русском институте в Праге цикл лекций на тему «Кризис западничества». Эти размышления, однако, не означали окончательного отказа от прежней неокантианской философии и идеологии неолиберализма. Их можно рассматривать скорее как поиск нового синтеза западничества и славянофильства, который должен был дать ответ на трудный вопрос о причинах невосприимчивости «русской души» к идеалам правового государства.
Выдающийся мыслитель и общественный деятель Павел Иванович Новгородцев скончался в Праге 23 апреля 1924 года.
«Идея личности есть высшая нормативная идея…»
Иосиф Викентьевич Михайловский
Сергей Чижков
Иосиф (Иосиф-Стефан) Викентьевич Михайловский (1867–1921) был родом из Черниговской губернии, из небогатой мещанской польско-католической семьи. Для истории российского либерализма его жизнь и идеи представляют особый интерес: возможно, Иосиф Михайловский являл собой один
