Алексей Новиков - Впереди идущие

А потом опять будет мучиться Гоголь, чтобы вдохнуть жизнь в мертворожденную тень образцового помещика Константина Федоровича Скудронжогло; снова возьмется за благодетельного откупщика Муразова… Новое сожжение всего написанного для второго тома «Мертвых душ» предварит смерть гениального художника, изнемогшего в непосильной борьбе с самим собой.

…Белинский считал дни до отъезда из Парижа.

– Ужели вы все еще не нашли мне провожатого? – спрашивал он у Анненкова.

– Нелегкое это дело, Виссарион Григорьевич. Однако же ручаюсь вам: найду непременно!

И какое же нетерпение отразилось на лице Белинского!

Лучше всех понимала в эти дни его душевное состояние Наталья Александровна Герцен. Она одна умела его отвлечь. Наталья Александровна накупила целую коллекцию «образовательных» игрушек для дочери Виссариона Григорьевича. Особенно восхищали Белинского зоологические альбомы с рисунками животных всех поясов Земли. Кроме того, Наталья Александровна привозила из магазинов восхитительных кукол и затейливые музыкальные шкатулки.

Подолгу сидел Виссарион Григорьевич с Натальей Александровной. Он становился светел и радостен, когда мог рассказывать о своей дочери.

А тут и Анненков выполнил поручение: до Берлина будет провожать Белинского старый и опытный парижский портье.

О счастье! Можно ехать. И так обрадовался Виссарион Григорьевич, что пошел бродить по Парижу и вернулся с покупкой. Это был ослепительный халат с огромными красными разводами по белому полю. Белинский серьезно уверял, что именно такой халат всегда был ему нужен для работы.

Прощальный вечер был назначен у Герценов. Виссарион Григорьевич много говорил о предстоящей работе. Поздно ночью cтал прощаться. Особенно ласково и нежно простился с Натальей Александровной. Крепко обнял Герцена.

– Дай бог скорее увидеться с тобой в России!

Когда он ушел, Герцен увидел слезы на глазах жены.

– Он должен жить! – говорила Наташа. – Он будет жить! Почему ты молчишь, Александр?

Герцен молча гладил ее волосы, не в состоянии произнести слова надежды.

На следующий день начались с Белинским невероятные происшествия. По дороге на вокзал он с ужасом вспомнил, что забыл только что купленный халат. Он положительно не мог с ним расстаться. Послал за халатом провожатого. Портье опоздал к отходу поезда. Кое-как Виссарион Григорьевич уехал один. Старый портье вместе с халатом догонит его в Брюсселе… А игрушки?! Белинский леденел от мысли, что их конфискуют в бельгийской таможне. Но сам знал: ни за что на свете с ними не расстанется. Ни за что!

В Брюсселе явились таможенники. Они извлекли из чемодана и музыкальную шкатулку, и оловянные фигурки, и альбомы, и какие-то прыгающие шарики. Растерянный пассажир что-то загадочно лепетал. Таможенники ничего не поняли, махнули на него рукой и, посовещавшись, объявили: «Три с половиной франка штрафа». Так вот из-за чего перенес пытку Виссарион Белинский!

В Брюсселе его догнал отставший портье и вручил парижский халат.

Новое приключение в Кельне изрядно поразило Белинского.

– Вы тоже, верно, высланы из Парижа за то, что глядели на толпы, собиравшиеся на улице Сент-Оноре? – спросил Виссариона Григорьевича по-русски какой-то незнакомец.

Завязался разговор. Когда дело дошло до русских журналов, собеседник Виссариона Григорьевича воскликнул:

– Есть в Петербурге драгоценный человек!

– Кто таков?

– Белинский…

Тут Виссарион Григорьевич, к удивлению собеседника, умолк, смешался и, выдумав первый пришедший в голову предлог, обратился в бегство.

Путешествие продолжалось более или менее благополучно. Но невеселы были мысли недавнего пациента прославленного доктора Тира де Мальмор. Болезнь давала себя чувствовать так, будто и вовсе не было лечения в Пасси. Тогда Белинский разглядывал игрушки, отвоеванные у бельгийской таможни. Он мысленно вручал их дочери и даже слышал знакомый голосок:

«Висалён Глиголич!»

Глава восьмая

Через несколько дней после возвращения Белинского в Петербург вышла октябрьская книжка «Современника». Ее украшали рассказы Тургенева «Бурмистр» и «Контора».

В «Отечественных записках» было напечатано начало странной повести «Хозяйка». Молодой человек, углубившийся в занятия какими-то загадочными науками, влюбляется в красавицу, которая появляется в повести в сопровождении таинственного старика. Молодой человек живет фантастическими видениями, речи его похожи на патологический бред. Красавица в свою очередь отвечает ему загадочно-мистическим лепетом. В бредовых видениях и речах героев окончательно тонет житейская явь.

Подобными повестями потчевали читателей авторы фантастических небылиц. А написал «Хозяйку» Федор Достоевский.

– О горе, горе! – вздыхает Виссарион Белинский. – Куда он идет?

В объявлении о подписке на новый, 1848 год, которое помещено в октябрьской книжке «Современника», имени Федора Достоевского нет. Совсем удалился Достоевский от молодых писателей» которые собираются у Белинского.

Достоевский написал «Хозяйку» и в то же время обдумывал роман о судьбах обездоленных людей, обреченных гибели в мире торжествующих хищников. «Хозяйка» и социально-обличительный роман «Неточка Незванова» писались одновременно, словно знаменуя будущий путь Достоевского.

Вместе с другими осужденными петрашевцами его выведут на смертную казнь. В последнюю минуту объявят «помилование» и сошлют на каторгу. Но и отдавшись после того идеям христианского смирения и покаяния, Достоевский сам будет противоборствовать этим идеям, страстно обличая общественную неправду, и станет одним из самых социальных русских писателей.

Сейчас, однако, перед Белинским была повесть «Хозяйка», и сильно печалился он за судьбу необыкновенного, огромного таланта Достоевского.

– Мудрено поздравить с «Хозяйкой» подписчиков «Отечественных записок», – соглашался Некрасов. – Зато рассказы Тургенева как нельзя лучше представят нашим читателям взгляды «Современника».

– А «Письма с улицы Мариньи» Герцена? Кто их не прочтет! Представьте, Николай Алексеевич, и рассказы Тургенева и «Письма» Герцена писались на моих глазах.

Со встреч с Некрасовым началась петербургская жизнь Белинского. А тут подошли хлопоты с поисками квартиры. Ее нашли на окраине Петербурга, на Лиговке, в надворном флигеле, – но какая великолепная квартира! Кроме просторного кабинета еще пять комнат: есть где свободно разместиться всему семейству. На Лиговке квартиры были недороги, и Белинский мог позволить себе впервые такую роскошь.

Ольге Виссарионовне отведена особая детская. Тут бы и расположиться ей со всеми парижскими игрушками. Но, к великому огорчению отца, звери из зоологических альбомов скучают в детской, забытые легкомысленной хозяйкой. Зато музыкальные игрушки, оловянные фигурки, куклы и шарики, ослепительные разноцветные шарики, путешествуют по всем комнатам.