Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
К сожалению и неудовольствию Наполеона, среди его приближённых возникло, как вспоминал об этом Маршан, «некоторое мелочное соперничество <…>. Оно омрачало столь необходимые в среде изгнанников добрые отношения, (…) часто своей благожелательной атмосферой помогавшие преодолевать самые тяжёлые минуты»[1998]. Смысл этого соперничества очень ёмко определил Е.В. Тарле: «Лас-Каз, Гурго, Монтолон, Бертран обожали Наполеона, заявляли, что он для них Бог, и ревновали друг к другу» — ревновали так, что «генерал Гурго даже вызвал на дуэль Монтолона, и только гневный окрик императора положил конец их ссоре»[1999].
Отчасти из-за такого соперничества (13 января 1818 г. отбыл в Европу Г. Гурго), но чаще по злой воле Хадсона Лоу свита Наполеона с 1816 по 1819 г. постоянно сокращалась. Император особенно переживал удаление с острова его незаменимого секретаря Э. Лас-Каза (30 декабря 1816 г.) и врача Б. О'Мира (2 августа 1818 г.) и, конечно же, смерть его дворецкого Ф. Киприани (27 февраля 1818 г.).
В первое время лонгвудского заточения (преимущественно до прибытия на остров губернатора Лоу) Наполеон ещё мог общаться кроме собственной свиты и с семейством Бэлкомб, и с некоторыми из местных жителей и офицеров английского гарнизона. Так, ещё будучи в Бриарах, император подружился с рабом-малайцем Тоби, которого 40 лет назад захватила в море команда английского корабля, привезла на остров Святой Елены и здесь продала в рабство. К 1815 г. именно Святая Елена оставалась единственным британским владением, где сохранялось рабство. Уильям Бэлкомб купил Тоби у какого-то англичанина, чтобы использовать его как дармовую рабочую силу в своём имении. Наполеон с интересом расспрашивал малайца о подробностях его прошлой и настоящей жизни. «Бедняга! — говорил о нём император Лас-Казу. — У него отняли всю его семью, его родину, а его самого украли и продали. Может ли быть преступление гнуснее этого?»[2000] «С Тоби, — заметил по этому поводу Д.С. Мережковский, — английские моряки сделали то же, что английские министры — с Бони: обманули, увезли и продали в рабство»[2001].
Старый раб был польщён и тронут вниманием к нему со стороны императора, называл его не иначе как «Добрый господин» и «никогда не упускал случая — в обмен на несколько монет, разумеется, — угостить его лучшими плодами из сада, за которым он ухаживал»[2002].
Когда Бэтси Бэлкомб сказала Наполеону о своём желании добиться освобождения Тоби (её родители не желали и слышать об этом), император на следующий же день направил к Лоу в качестве посредника доктора О'Мира с предложением выкупить Тоби, а «сумму выкупа записать на личный счёт графа Бертрана». Лоу, однако, категорически отверг это предложение. «Вы не знаете, — заявил он доктору, — сколь важно то, о чём вы меня просите. Бонапарт не просто хочет доставить удовольствие мисс Бэлкомб, добившись освобождения Тоби. Он хочет заслужить признательность всех негров на острове[2003]. Я ни за что на свете не сделаю того, о чём вы меня просите»[2004].
Показательно то почтение, с которым (словно в пику своему губернатору) относились к Наполеону офицеры и солдаты английского гарнизона на острове Святой Елены — и сухопутного, и морского. Так, 28 мая 1816 г. Наполеон и Лас-Каз возвращались в Лонгвуд с конной прогулки. «Впервые со времени нашего переселения в Лонгвуд, — вспоминал Лас-Каз, — мы оказались возле лагеря английского пехотного полка. Солдаты немедленно прекратили свои занятия и поспешили выстроиться в одну шеренгу, когда мы проезжали мимо них, отдавая дань уважения императору»[2005].
Когда на острове происходила (один раз в два года) смена гарнизона, Наполеон принимал у себя в Лонгвуде офицеров того полка, который по окончании срока службы готовился к отплытию с острова. Однажды командующий сухопутным гарнизоном генерал Джордж Бингэм привёл к императору с прощальным визитом офицеров 53-го пехотного полка. Наполеон расспросил их, кто где и как служит, в каких боях участвовал, сколько раз был ранен и т.д., а потом обратился к Бингэму: «Мне понравился этот полк. Я всегда с интересом буду узнавать о том, что ему удалось где-либо отличиться. Вы опечалены, генерал Бингэм, что эти бравые воины покидают вас? Чтобы утешиться, сделайте вашей супруге маленького Бингэма».
Далее следуют сцены, колоритно представленные Эмилем Людвигом: «Солдатский хохот. Генерал заливается краской. Когда на следующий день фрегат отчаливает, солдаты кричат своему пленнику троекратное «ура!». Три месяца спустя об этом случае знает вся Европа»[2006].
Командующий военно-морской базой на острове контр-адмирал Пултин Малькольм не скрывал своей симпатии к Наполеону, иногда навещал его в Лонгвуде и подолгу с ним беседовал, чем приводил в ярость Хадсона Лоу. Наполеон отвечал на симпатию к нему со стороны адмирала полной взаимностью: «Я никогда не встречал человека, — говорил он об адмирале, — который бы так сразу мне понравился, как этот красивый, воинственного вида старик»[2007]. А ведь этот «старик» был всего лишь одним годом старше 46-летнего Наполеона!
Наконец, вот и заключительный эпизод на тему об отношении разных чинов английского гарнизона к «пленнику Европы», запечатлённый Д.С. Мережковским с отсылкой к исследованию академика Ф. Массона: «Когда офицеры английского гарнизона прощались в Лонгвуде с телом императора, один из них сказал своему маленькому сыну: «Смотри на него хорошенько. Это самый великий человек в мире»»[2008].
Разумеется, редкие за пять с половиной лет эпизоды такого, хотя и уважительного общения с внешним миром, посторонним по отношению к нему и к его свите, не могли удовлетворить Наполеона, привыкшего каждый день из 19 лет его звёздного бытия иметь дело с десятками государств и повелевать миллионами людей. В начале ссылки он был ещё физически здоров, полон сил, буквально кипел энергией и в октябре 1817 г., незадолго до своего смертельного заболевания сказал генералу Гурго, что рассчитывает «по крайней мере на 30 лет жизни»[2009]. Но куда и на что мог он теперь употребить свою сверхчеловеческую энергию? ««Богу войны, богу победы», — читаем о нём у Д.С. Мережковского, — надо побеждать до конца. Но кого? Лонгвудских крыс, блох, клопов, комаров, москитов?»[2010] «Ему Европа была мала для размаха, а он был брошен на крошечную скалу, заблудившуюся в океане, да и на ней ещё ему начертили пределы движения!» — восклицал А.К. Дживелегов[2011].
Наполеон не зря приравнивал свою депортацию на остров Святой Елены к «смертному приговору». Для личности такого масштаба и с
