Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

влеку дневное иго я.

А на мозгах

верхом

«Закон»,

на сердце цепь —

«Религия»».

Однако любовным отношениям поэта эти ограничения не мешают, и он говорит:

«Я бы всех в любви моей выкупал,

да в дома обнесён океан её!»

И хотя на полях Европы идёт мировая война, гибнут люди, Маяковский, по его собственным словам, продолжает находиться «в плену» закона и религии. Но он знает, что посреди этого мирового столпотворения мирно «живёт Повелитель Всего – соперник мой, мой неодолимый враг». И поэт с возмущением восклицает:

«Встряхивают революции царств тельца,

меняет погонщиков человечий табун,

но тебя,

некоронованного сердец владельца,

ни один не трогает бунт».

В третьей главе – «Страсти Маяковского» — поэт сообщает о том, как к этому Божеству любви «идут, идут горожане выкупаться в Его изобилии». И среди тех, кто ушёл к Нему, поэт увидел свою возлюбленную. Разумеется, после такого открытия он с огорчением произносит слова, которые звучат в следующей главе – «Вознесение Маяковского»:

«А сердце рвётся к выстрелу,

а горло бредит бритвою».

После этого признания (как бы в продолжении темы, начатой во «Флейте-позвоночнике») начинаются поиски способов ухода в мир иной. Во «Флейте», как мы помним, поэт восклицал: «Я хочу одной отравы – пить и пить стихи». Теперь поэтической отравы ему уже мало, и он…

«Звонюсь в звонок.

Аптекаря!

Аптекаря!..

Протягивает череп.

«Яд»»

Маяковский принимает это снадобье. И начинается его вознесение…

«… в американском пиджаке

и в блеске жёлтых ботинок».

Начинается следующая глава – «Маяковский в небе». К вознёсшемуся поэту любезно обращается ангел:

«"Ну, как вам,

Владимир Владимирович,

нравится бездна?"

И я отвечаю так же любезно:

"Прекрасная бездна.

Бездна – восторг!"»

Продолжение Евангелия

Поэт принимается выше, осматривается вокруг, встречает «новых» вознесшихся:

«И если

знакомые

являлись, умирав,

сопровождал их,

показывая в рампе созвездий

величественную бутафорию миров».

Но когда его, попавшего на «Центральную станцию всех явлений», откуда и происходит управление мирами, просят сделать что-нибудь, чтобы бессмысленные войны прекратили поливать землю кровью, он отвечает (в пику своей поэме «Война и мир»):

«Шут с ними!

Пусть поливают,

плевать!»

Но вот вознесённый на небеса поэт начинает скучать. Его тянет на покинутую землю. И он говорит отцу-лесничему встреченному там же, на небесах: «Мне скушно, папаша!» После этого начинается глава под названием «Возвращение Маяковского».

Он возвращается на землю. Спустя много тысяч лет после своего вознесения. И видит, что на земле мало что изменилось. Как и при его жизни…

«… из Чикаг

сквозь Тамбовы

катятся рубли».

И всем по-прежнему управляет всё тот же «главный танцмейстер земного канкана». И людям, поклоняющимся этому «танцмейстеру», ничем не поможешь. И поэт восклицает:

«Тише, философы!

Я знаю —

не спорьте —

зачем источник жизни дарен им.

Затем, чтоб рвать,

затем, чтоб портить

дни листкам календарным».

И Маяковский решает отомстить «главному танцмейстеру». Он покупает у антиквара кинжал, чтобы «сладко чувствовать, что вот перед местью я».

И начинается последняя глава – «Маяковский – векам». В ней говорится о том, что поэт попал на реку, которая когда-то «называлась Невою». Он в Петрограде, в «бессмысленном городе». Находит улицу, на которой когда-то жил:

«"– Прохожий!

Это улица Жуковского?"

Смотрит,

как смотрит дитя на скелет,

глаза вот такие,

старается мимо.

"Она – Маяковского тысячи лет,

он здесь застрелился у двери любимой".

Кто,

я застрелился?

Такое загнут!»

А что стало с его любимой? – интересуется поэт. Ему отвечают, что она выбросилась из окна:

«Легенда есть:

к нему

из окна.

Вот так и валялись

тело на теле».

Вот, собственно, и всё. Поэма подошла к концу.

Если сравнить небольшое (полуторастраничное) стихотворение Максима Горького «Человек» с солидной поэмой Владимира Маяковского того же названия, то сразу бросится в глаза отсутствие в поэме глубоких мыслей – её автору просто нечего сказать. Горьковский «Человек» заканчивается так:

«Всё в Человеке – всё для Человека! Вот снова, величавый и свободный, подняв высоко гордую главу, он медленно, но твёрдыми шагами идёт по праху старых предрассудков… и Человеку нет конца пути! Так шествует мятежный Человек – вперёд! и – выше! всё – вперёд! и – выше!»

А вот как заканчивается поэма Маяковского того же названия:

«Куда теперь?

Куда глаза

глядят.

Поля?

Пускай поля!

Траля-ля, дзин-дза,

тра-ля-ля, дзин-дза,

тра – ля – ля – ля – ля-ля – ля – ля!

Петлей на шею луч накинь!

Сплетусь в палящем лете я!

Гремят на мне

наручники,

любви тысячелетия…»

Получается, что именно это и хотел сказать векам Владимир Маяковский.

Возникает вопрос, а в здравом ли уме это всё сочинялось? В трагедии «Владимир Маяковский» поэт уже признавался в своём «безумии». Во «Флейте-позвоночнике» он писал: