Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

Борис Савинков начал действовать.

В это же самое время Маяковский завершил свою новую поэму Он создавал её в течение всех семи месяцев 1917 года. И названа она была не случайно точно так же, как опубликованное в 1904 году стихотворение Максима Горького – «Человек». Поэма «Война и мир», как мы помним, завершалась так:

«Смотри,

мои глазища —

всем открытая собора дверь.

Люди! —

любимые,

нелюбимые,

знакомые,

незнакомые,

широким шествием влейтесь в двери те.

И он,

свободный,

ору о ком я,

человек —

придёт он,

верьте мне,

верьте!»

А ведь именно этот Человек (с большой буквы) воспевался Горьким, который говорил о нём в самом начале своего стихотворения:

«Идёт он, орошая кровью сердца свой трудный, одинокий, гордый путь, и создаёт из этой жгучей крови – поэзии нетленные цветы… и, каждым шагом украшая жизнь, как солнце землю щедрыми лучами, – он движется всё – выше! и – вперёд! звездою путеводной для земли…».

А Маяковский начинал свою новую поэму с торжественного прозаического заявления о том, что он примирился с солнцем:

«… солнца ладонь на голове моей».

Затем следовало признание (тоже прозаическое), что Любовей у автора поэмы было невероятное количество, и что им он посвящает эту книгу:

«Дней любви моей тысячелистное Евангелие целую».

Далее шли стихотворные строки, в которых Маяковский задавал вопрос:

«Солнце снова

зовёт огневых воевод.

Барабанит заря,

и туда,

за земную грязь вы!

Солнце!

Что ж,

своего

глашатая

так и забудешь разве?»

Маяковский как бы выбирал между теми, о ком говорили Горький и Мережковский. И остановился между Человеком и Хамом. Назвав себя «новым Ноем», «огневым воеводой» и «глашатаем солнца», то есть Человеком, несущим людям огонь Солнца, тот самый огонь, который даёт людям жизнь, поэт, таким образом, как бы становился Человеком, про которого Горький писал:

«Вооружённый только силой Мысли, которая то молнии подобна, то холодно спокойна, точно меч, – идёт свободный, гордый Человек далёко впереди людей и выше жизни, один – среди загадок бытия, один – среди толпы своих ошибок… и все они ложатся тяжким гнётом на сердце гордое его, и ранят сердце, и терзают мозг, и, возбуждая в нём горячий стыд за них, зовут его – их уничтожить».

Так говорил Горький, воспевая своего героя – Человека с большой буквы.

Маяковский дал этому Человеку имя. Своё имя. И свою биографию. Поэтому первая глава поэмы названа им по-евангельски: «Рождество Маяковского». Сразу после названия следует прозаическая фраза, которая явно должна была опровергнуть стихи, которые шли за нею. Вот эта фраза:

«Пусть, науськанные современниками, пишут глупые историки: „Скушной и неинтересной жизнью жил замечательный поэт“».

Обратим внимание, что, оскорбительно назвав своих будущих биографов, («товарищей-потомков») «глупыми», свою стихотворную биографию Маяковский стал сопоставлять с фактами жития Иисуса Христа.

Революционное Евангелие

Своё самовозвеличивание поэт объяснил так:

«Как же

себя мне не петь,

если весь я —

сплошная невидаль,

если каждое движение моё —

необъяснимое чудо».

«Необъяснимо чудесно» устроено и тело поэта (об этом сообщается в главе «Рождество Маяковского»): у него «прекрасные» руки и язык, «драгоценнейший» ум и «необычайнейшее» сердце.

Совершенно неожиданно в поэме возникают «Булочная» и «Сапожная», в которых священнодействует стихотворец. Сразу вспоминаются строки, которые вскоре появятся в «Я сам»:

«Пропагандист. Пошёл к булочникам, потом к сапожникам…»

Как мы помним, о том, чем конкретно занимался юный Володя Маяковский, оказавшись среди московских булочников и сапожников, документальных свидетельств нет. Но повзрослевшему поэту, видимо, очень хотелось, чтобы булки и сапоги украсили его биографию. И он возвещает:

«Что булочник?

Мукой измусоленный ноль…

Сапожник.

Прохвост и нищий».

Но когда к ним приходит поэт Маяковский, они преображаются. Булочник…

«… играет. Всё в него влюблено».

Сапожник…

«Он в короне.

Он принц.

Весёлый и ловкий».

Почему? Да потому что Маяковский, как горьковский Данко, освещавший своим сердцем дорогу людям, развернул своё красное знамя:

«Это я

сердце флагом поднял.

Небывалое чудо двадцатого века!

И отхлынули паломники от гроба господня.

Опустела правоверными древняя Мекка».

Поэт не просто приравнял себя к Иисусу Христу, он поставил себя чуточку выше. От главного персонажа «Нового Завета» герой поэмы «Человек» отличается, пожалуй, только тем, что вновь (в который уже раз) оказался неудачником в любви. Из всех многочисленных людских занятий, увлечений и ремёсел герой поэмы «Человек» признаёт лишь два: он – неотразимый герой-любовник, и он необыкновенный поэт, «бесценных слов транжир и мот». И он же – человек, которого не любит та, кого любит он.

Эти две темы у Маяковского той поры переходили из стихотворения в стихотворение, из поэмы в поэму. Неудивительно, что Лили Брик с таким негодованием встретила очередной любовный перепев в его «Дон Жуане».

Вспоминается и стихотворение 1916 года, названное «Себе, любимому, посвящает эти строки автор». Завершается оно так:

«Пройду,

любовищу мою волоча.

В какой ночи

бредовой,

недужной,

какими Голиафами я зачат —

такой большой

и такой ненужный?»

Вторая глава поэмы, названная «Жизнь Маяковского», об этой жизни рассказывает так:

«Загнанный в земной загон,

влеку дневное иго я.