Джозеф Антон. Мемуары - Ахмед Салман Рушди
Он отправился встречаться с Хоггом, имея в голове всю историю инертности пополам с враждебностью, проявленной по отношению к нему Форин-офисом, и был настроен решительно. Его самого и его книгу подвергли нападкам два министра иностранных дел – Хау и Херд; был период, продлившийся не один год, когда никто из дипломатов и политиков не хотел с ним встречаться, а затем был столь же неудовлетворительный период тайных, “отрицабельных” встреч со Слейтером и Гором-Бутом. Чтобы “разбудить” британцев, понадобилось давление со стороны других правительств, которого ему пришлось добиваться, и даже тогда их поддержка была половинчатой: Джон Мейджор не захотел с ним фотографироваться и, пообещав вести “более твердую линию”, своего обещания не выполнил. Сам же Хогг дал понять, что британская политика сводится к ожиданию “смены режима” в Иране, на что трудно было надеяться. Кто, хотелось ему спросить, сказал британским СМИ, что его заграничные поездки дорого обходятся казне, тогда как на самом деле они не стоят ей ничего? Почему постоянное вранье насчет этих “расходов” ни разу не было опровергнуто?
Дуглас Хогг выслушал его сочувственно. Он выразил готовность поддержать “французскую инициативу”, или “план прекращения огня”, но заметил:
– Должен вам сказать, что ваша безопасность по-прежнему находится под весьма реальной угрозой. Мы полагаем, что иранцы до сих пор активно вас ищут. А если мы пойдем по этому пути, французы и немцы быстро наладят связи с Ираном, и в конце концов так же поступит и британское правительство. Политическое давление прекратится. И мне придется послать вам высокопарное письмо, чтобы я смог потом сказать, что вы были предупреждены об опасности.
Потом. В смысле – после того как его убьют.
– Мы стараемся улучшить формулировку демарша, – сказал Хогг. – Он должен включать в себя связанных с вами лиц – всех, кому угрожает фетва: переводчиков, издателей, книготорговцев и так далее. И мы хотим, чтобы Балладюр отправил документ прямо Рафсанджани и получил, если возможно, его собственноручную подпись на нем, потому что чем выше статус подписавшего, тем больше шансов, что они действительно посадят собак на цепь.
Вечером он написал в дневнике: “Не совершаю ли я самоубийство?”
Ларри Робинсон – сотрудник американского посольства, осуществлявший с ним связь, – позвонил Кармел Бедфорд, желая выяснить, что происходит. Робинсон был обеспокоен. “Иранцам нельзя доверять, – сказал он. – Это подорвет всю нашу стратегию”. Кармел отреагировала резко: “Что, собственно, вы для нас сделали? О какой стратегии вы говорите? Если она есть, объясните, в чем она состоит, предложите что-нибудь. Шесть с половиной лет никто пальцем не хотел шевельнуть, и если теперь вырисовывается соглашение через ЕС, мы его примем”. – “Я вам перезвоню”, – сказал Ларри Робинсон.
10 апреля, в решающий день встречи министров иностранных дел ЕС, позвонил Энди Эшкрофт, помощник Хогга, чтобы сказать, что и Херд и Мейджор “на вашей стороне” и что французская инициатива теперь стала частью британской государственной политики. Мистер Антон подчеркнул: очень важен период наблюдения за тем, как иранцы будут исполнять свои обещания, на что Эшкрофт сказал: “Безусловно, именно так мы и будем подходить к делу”. После этого разговора он позвонил редактору “Таймс” Питеру Стодарду и редактору “Гардиан” Алану Расбриджеру и предупредил их, что надо ждать развития событий. Он позвонил Ларри Робинсону: “Это не альтернатива отмене фетвы. И здесь нет намерения создать “зону, свободную от фетвы”, включающую в себя Европу и США; это соглашение повсеместного действия”. Робинсон высказал разумные сомнения: “Это может позволить Ирану сняться с крючка”. Но он еще не слышал мнения Вашингтона и потому не знал, как, с учетом всех обстоятельств, настроена администрация: за или против. Сам же Робинсон чувствовал, что опасность со стороны охотников за вознаграждением уменьшилась, но угроза со стороны режима – нет.
– Что ж, риск имеется, – сказал он Ларри. – А где его нет?
Он поговорил с Ричардом Нортоном-Тейлором из “Гардиан”. Разработан проект документа, и ЕС предложит Ирану его подписать. В нем будет содержаться абсолютная гарантия того, что фетву не приведут в исполнение, и он может стать шагом на пути к последующей ее отмене.
Встреча министров, сказал ему Энди Эшкрофт, прошла хорошо. Упоминание о “связанных с ним лицах” в текст не включили, но французы согласились, что тройка министров иностранных дел обсудит этот вопрос с иранцами устно. Он подтвердил: очень важно поговорить с прессой и выделить главнейшие моменты.
К истории удалось привлечь внимание. Все газеты сообщили о ней на первых страницах. “Таймс” намеревалась продолжить освещение темы. Почему британское правительство не подумало о чем-либо подобном раньше? Создалось общее мнение, что это была его собственная инициатива, которой он сумел заинтересовать французов без особого участия британского Форин-офиса. Так-так, подумал он, неплохо.
Тегеранское радио заявило: Нелогично со стороны ЕС просить формально гарантировать, что фетва не будет приведена в исполнение: ведь иранское правительство никогда не заявляло, что исполнит ее. Звучало как некая полугарантия. И вот 19 апреля в 10.30 утра по лондонскому времени тройка послов в Тегеране (французский, немецкий, испанский) и британский поверенный в делах Джеффри Джеймс предъявили иранскому МИДу требования ЕС.
Демарш состоялся, и новость мгновенно передали телеграфные агентства. Верховный судья Ирана Язди высмеял эту инициативу, а Саней с “Баунти” сказал: “Этим они только добьются, что фетва будет осуществлена раньше”, и, может быть, он был прав. Но Ричард Нортон-Тейлор из зарубежного отдела “Гардиан” сообщил Кармел, что Рафсанджани в конце своего визита в Индию пообещал на пресс-конференции, что Иран не будет приводить фетву в исполнение.
Зафар
