Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
Ни для кого из работающих в промышленности товарищей не секрет, что в работе даже лучших наших промышленных предприятий много безалаберщины, существующей во многих случаях нс по вине только самих руководителей предприятий. Особенно сказывается постоянно или периодически повторяющаяся неналаженность, несистематичность, то есть неорганизованность в материально-техническом снабжении, а также плохая организованность кооперирования между предприятиями… Сегодня главное заключается в том, что в наших народно-хозяйственных (годовых, пятилетних) планах систематически и сознательно допускаются такие существенные неувязки и такое большое их количество, что сами государственные планы неизбежно обрекают многие промышленные предприятия на плохо организованную работу…
Основной недостаток последнего Пленума ЦК заключается в том, что его решения, хотя и исправляют грубую оппортунистическую ошибку с созданием СНХозов, дают, однако, новый крен вправо, раздувая вопрос об экономических стимулах, но не делают ни одного действительного шага вперед в деле социалистической организованности нашей промышленности»[1559].
Надежды Молотова на возвращение партии к последовательным марксистско-ленинским принципам оказались утопичными. Он был последним активным ленинистом.
Старейший большевик
Молотов никогда не оставлял надежды на восстановление в партии. 4 марта 1966 года он писал: «Первому секретарю ЦК КПСС тов. Брежневу Л. И. В связи с предшествующим XXIII-м съездом КПСС прошу принять меня по вопросу о восстановлении в правах члена КПСС. В. Молотов. Мой тел. К4-94-65»[1560]. Телефон не зазвонил.
А Полина Семеновна между тем была занята более прагматическим вопросом и обратилась к руководству Совмина с просьбой о предоставлении дачи: «Если вы его не уважаете, то я все-таки была наркомом и членом ЦК»[1561]. Удовлетворению просьбы способствовало и такое обстоятельство. Молотов много гулял, в том числе и по городу. И его прогулки в центре Москвы порой выглядели как процессии, поскольку за ним пристраивался народ. Кто-то из-за любопытства, кто-то хотел пожать руку, кто-то поговорить. Молотов часто не отказывался от разговоров, особенно если тональность его устраивала. Авторитет Молотова был по-прежнему высок и за рубежом. Де Голль, приехавший с визитом в СССР в 1966 году и реанимировавший идеи Молотова о системе европейской безопасности в концепции «Европы от Атлантики до Урала», прислал Молотову с нарочным том своей биографии с дарственной надписью. В тот приезд он также возложил венок на могилу Сталина. И долго стоял, держа руку под козырек.
У Молотовых появилась дача в Жуковке-2. Двухэтажная, деревянная, покрашенная желтой краской, она носила номер 18 и располагалась прямо у железной дороги недалеко от станции Ильинское Усовской ветки Белорусской железной дороги. Хорошо, что поезда там ходили не часто — дважды в час. Налево от входа в дом была самая большая комната с зелеными обоями в узорах — столовая, она же гостиная площадью метров пятнадцать. Из нее можно было попасть на террасу, которая превращалась в столовую в летнее время. Прямо от входной двери располагалась небольшая комната, которая была спальней бабушки, потом гостевой, а направо — комнатка, где жила домработница, туалет, ванная и кухонька. Из кухни был выход на улицу и в котельную, где стоял угольный котел, от которого отапливался дом. В маленькой комнате наверху с выходом на балкон были одновременно дедов кабинет и спальня. Моя кровать стояла у его двери на лестничном пролете. Большую часть времени Молотов теперь жил на даче, и я лето чаще всего проводил там. Вместе мы были и каждое воскресенье.
Полина Семеновна умело руководила домом, избавив супруга от ненужных хлопот по хозяйству. К ней в гости постоянно приходило большое количество подруг, в основном бывших коллег по текстильной промышленности и по попечительскому совету детского дома № 22. Вспоминали прошлое, играли в джин. Вообще к картам она была неравнодушна, могла часами раскладывать сложные пасьянсы. На внуке ее воспитательский раж иссяк, я был избавлен от большей части тех занятий — языками и музыкой, — которые навалились на маму и сестер. Да и денег на это в семье уже не было. Бабушка прививала мне навыки хорошего тона, часто баловала карманной мелочью. Но больше всего, честно говоря, мне нравилось, когда она бегала за мной, визжащим от восторга, со шваброй. Тему ареста бабушки я с дедом никогда не обсуждал, считал это нетактичным.
Дед с бабушкой любили ходить в театр, самым любимым из которых был МХАТ. Старый классический МХАТ Грибова, Яншина. Ходили практически на все премьеры и, конечно, не только на них. Их там, естественно, узнавали. В «Современнике» были на «Восхождении на Фудзияму». Бортников играл миллионера, отталкивающего веревку, на которой собирался вешаться, и срывающего голубой цветок жизни. С этим цветком он спустился в зал и протянул его Полине Семеновне. Бабушка была счастлива. Это было незадолго до ее смерти.
Она угасала стремительно — рак поджелудочной железы шансов не оставлял. Почти весь последний год жизни Полина провела в ЦКБ. И каждое утро Молотов шел к электричке, ехал до станции Кунцево, оттуда на метро до «Молодежной» и автобусом — до больницы, где проводил целый день. И так каждый день. Скончалась она 1 мая 1970 года.
Ольга Аросева запомнила: «Я пришла на Новодевичье кладбище на похороны и поразилась, как много было народу — и ее, и его друзей. Я узнала Микояна, внука Сталина подполковника Джугашвили, очень похожего на деда. Старенький Булганин в штатском, а не в генеральской форме, спрашивал: “Выпить, выпить-то дадут? Куда ехать?” Поехали на Грановского. Молотов сел со мной рядом, и Светка не отходила от меня ни на шаг, тихо плакала на моем плече. И муж ее, очень хороший человек, Алеша, профессор (хоть в этом ей, несчастливой, повезло), был рядом. Я всегда Светку к себе приглашала — на разные праздники, в ВТО с собой таскала. Ей жилось невесело и материально трудно. Сталинские сановники не крали; тех, которые крали, вождь расстреливал»[1562].
Клементина Черчилль, вдова английского премьера, прислала Молотову соболезнование по случаю смерти супруги. На конверте адрес: «Москва. Кремль. Молотову». Памятник бабушке взялся сделать известный скульптор Вучетич.
После смерти супруги добрыми феями, обеспечившими порядок и уют в доме, была домработница Татьяна Тарасова — работящая добрая женщина из Тульской деревни и племянница бабушки Сарра Михайловна, перебравшаяся в Москву из Сум, где работала в органах внутренних
