Борис Корнилов - «Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов

<1928>

«Похваляясь любовью недолгой…»

Похваляясь любовью недолгой,растопыривши крылышки в ряд,по ночам, застывая над Волгой,соловьи запевают не в лад.

Соловьи, над рекой тараторя,разлетаясь по сторонам,города до Каспийского моряназывают по именам.

Ни за что пропадает кустарь в них,ложки делает, пьет вино.Перебитый в суставах кустарникночью рушится на окно.

Звезды падают с ребер карнизов,а за городом, вдалеке, —тошнотворный черемухи вызов,весла шлепают на реке.

Я опять повстречаю ровнов десять вечера руки твои.Про тебя, Александра Петровна,заливают вовсю соловьи.

Ты опустишь тяжелые веки,пропотевшая,тяжко дыша…Погляди —мелководные рекимашут перьями камыша.

Александра Петровна,послушай, —эта ночь доведет до беды,придавившая мутною тушейнаши крошечные сады.

Двинут в берег огромные бревнас грозной песней плотовщики.Я умру, Александра Петровна,у твоей побледневшей щеки.

……………Но ни песен, ни славы, ни горя,только плотная ходит вода,и стоят до Каспийского моря,засыпая вовсю, города.

Февраль 1929

Русалка

[39]Медвежья дорога — поганая гать,набитая рыбой река —и мы до зари запекаем опятьмедвежьи окорока.

В дыму, на отлете, ревут комарыи крылышками стучат,от горя, от голода, от жарылетит комарье назад.

Летит комарье,летит вороньек береговым кустам —и слушают русалки тамохотничье вранье.

Один говорит:   — На Иванов день[40]закинул невода.Вода не вода, а дребедень,такая была вода.

Рябят промысловые омута,качают поплавки,туманом покрытые омутаохотнику не с руки.

Рябая вода — рыбаку беда, —иду снимать невода.

Наверху, надо мною, тонет луна,как пробковый поплавок,в мои глаза ударяет она,падая на восток.

Звезда сияет на всех путях —при звездочке, при лунеупала из неводаи на локтяхдобыча ползет ко мне.

Вода стекает по грудям,бежит по животу,и я прибираю ее к рукам —такую красоту.

Теперь у желтого огня,теперь поет она,живет на кухне у менярусалка как жена.

Она готовит мне уху,на волчьем спит меху,она ласкает кожей свежейна шкуре вытертой медвежьей.

Охотник молчит.Застилает сосначетыре стороны света,над белой волною гуляет веснаи песня русалочья эта.

А я, веселый и молодой,иду по омутам,я поджидаю тебя над водой,а ты поджидаешь там.

Я песни пою,я чищу ружье,вдыхаю дым табака,я на зиму таскаю в жильемедвежьи окорока.

Дубовые приготовлю дрова,сложу кирпичную печь,широкую сделаю кровать,чтоб можно было лечь.

Иди, обитательница омутов,женщина с рыбьим хвостом,теперь навеки тебе готови хлеб,и муж,и дом.

Но вот —наступает с утра ветерок,последний свист соловья,я с лодки ночью сбиваю замок,я вымок,я высохи снова намок,и снова высохну я.

Тяжелые руки мои на руле.Вода на моей бороде.И дочьи жена у меня —на земле,   и промысел —      на воде.

Февраль 1929

Начало зимы

Довольно.Гремучие сосны летят,метель нависает, как пена,сохатые ходят,рогами стучат,в тяжелом снегу по колено.

Опять по курятникам лазит хорек,копытом забита дорога,седые зайчихи идут попереквосточного, дальнего лога.Оббитой рябиныпоследняя гроздь,последние звери —широкая кость,высоких рогов золотые концы,декабрьских метелей заносы,шальные щеглы,голубые синцы,девчонок отжатые косы…

Поутру затишье,и снег лиловатыймое окружает жилье,и я прочищаю бензином и ватойцентрального боя ружье.

1929

Лес

Деревья, кустарника пропасть,болотная прорва, овраг…Ты чувствуешь —горе и робостьтебя окружают…и мрак.

Ходов не давая пронырам,у самой качаясь луны,сосновые лапы над миром,как сабли, занесены.

Рыдают мохнатые совы,а сосны поют о другом —бок о бок стучат, как засовы,тебя запирая кругом.

Тебе, проходимец, судьбою,дорогой — болота одни;теперь над тобой, под тобоюгадюки, гнилье, западни.

Потом, на глазах вырастая,лобастая волчья башка,лохматая, целая стаяохотится исподтишка.

И старая туша, как туча,как бурей отбитый карниз,ломая огромные сучья,медведь обрывается вниз.

Ни выхода нет, ни просвета,и только в шерсти и зубахпогибель тяжелая этаидет на тебя на дыбах.

Деревья клубятся клубами —ни сна,   ни пути,      ни красы,и ты на зверье над зубамисвои поднимаешь усы.

Ты видишь прижатые уши,свинячьего глаза свинец,шатанье слежавшейся туши,обсосанной лапы конец.

Последние два шага,последние два шага…

И грудь перехвачена жаждой,и гнилостный ветер везде,и старые сосны —над каждойпо страшной пылает звезде.

1929