Евгений Федоровский - Штурмфогель без свастики

В темно-синем безоблачном небе по гирляндам опознавательных огней угадывалась Эйфелева башня. Париж бесстрастно отдавал победителям свои огни, свои запахи, свою неповторимость. Под Триумфальной аркой, не затухая, плескался скорбный огонь на могиле Неизвестного солдата. И рядом на карауле, ноги врозь, под сверкающей каской - неживое лицо, стоял, сторожа его, пленного, коричнево-рыжий в рекламном зареве солдат фатерланда.

Площадь Звезды... Расходятся, разбегаются асфальтовые лучи... И один луч, пересекая Германию, пересекая всю Европу, тянется к России, к Москве, на Красную площадь.

Март пошел на восток по бульвару Гюисманса. Пошел навстречу своим, ожидая их, воюя рядом с ними. Так, навстречу своим, он будет идти всю войну...

Глава четвертая ПРЕКРАСНАЯ ЭРИКА И РЮБЕЦАЛЬ

Осенью 1940 и зимой 1941 годов в войне наступило затишье. Солдаты вермахта и люфтваффе отдыхали. Ремонтировались танки, самолеты и пушки. Только генералы не знали покоя. Они разрабатывали новые планы. Один из них носил название "Морской лев" ("Зеелеве"). В нем предусматривался захват Британских островов.

Уже печатались на немецком и английском языках распоряжения будущей оккупационной армии, планировалось строительство концентрационных лагерей.

Создавалось даже специальное десантное соединение под командованием гауптштурмфюрера СС Отто Бегуса. Оно должно было захватить Букингемский дворец и пленить королевскую семью. Вместо арестованного Георга VI Гитлер собирался посадить на престол своего кандидата - герцога Виндзорского.

Некоторые политические деятели Англии уже собирались эвакуироваться в Канаду.

Но Гитлер и его штаб задумались о дне Икс. Разгром Великобритании, предполагал Гитлер, скорее будет на руку США и Японии, которые растащат империю Альбиона по кускам, пока Германия будет воевать в Европе. Своими раздумьями Гитлер как-то поделился с Муссолини: "Мы в положении человека, у которого в винтовке один патрон".

Этот патрон он предназначил Советскому Союзу.

- 1

По утрам оберштурмфюрер Вальтер Зейц настраивал себя на такие мысли и поступки, которые были присущи только должностному лицу. Даже поиски невесты он рассматривал как сугубо служебное дело.

Рабочий день его начинался кропотливым разбором почты. Самому Зейцу мало кто писал: родных не осталось, берлинские приятели не вспоминали о нем... Мешок писем и бандеролей приносил ежедневно одноглазый солдат из военной цензуры. Осуществляя негласный надзор за душами служащих Мессершмитта, Зейц был в курсе многих глубоко интимных дел жителей Лехфельда. По утрам он подыскивал себе невесту. Просмотр корреспонденции лехфельдских девиц заметно сузил круг претенденток. Все чаще его внимание задерживалось на письмах Эрики Зандлер.

Дочь профессора вела исключительно деловую переписку: обменивалась опытом с активистками Объединения немецких женщин. Среди ее корреспонденток была сама фрау Шольц-Клинк, первая женщина Новой Германии. Из писем явствовало, что фрейлейн Эрика готовит себя в образцовые подруги истинного рыцаря третьего рейха.

Личные наблюдения еще более расположили Зейца к Эрике. Будущая невеста была пышна, строга, выдержана в лучших эталонах арийской красоты.

Зейц уже предпринял ряд шагов к сближению с прекрасной Эрикой. Он буквально вынудил профессора пригласить его к себе в дом, зная, что Зандлер испытывал перед гестаповцем непоборимую робость. Зейц не помнил случая, чтобы его ученый коллега хоть раз осмелился взглянуть ему в глаза. Он снова и снова возвращался к профессорскому досье. Нет, у Зандлера не было абсолютно никаких причин тревожиться за свое прошлое. У него даже были заслуги перед фюрером: он был одним из первых конструкторов Мессершмитта, вступивших в нацистскую партию. Его партийный формуляр отличался исключительной аккуратностью, свидетельствовал о безупречном выполнении всех партийных распоряжений.

"Поведение на службе и вне службы - корректен, безупречен.

Денежные дела - долгов не имеет.

Личные качества - мало активен, выдержан, целеустремлен.

Душевная бодрость - выражена слабо.

Мировоззрение - здоровое".

И так далее.

Никого, кроме сослуживцев, профессор не принимал, ни с кем не переписывался... Что это? Страх? Антипатия? Глубокое подполье? Нет, для подпольщика он трусоват. Во всяком случае, Зейц был уверен, что стоит как следует нажать на профессора, и он расползется студнем...

К сожалению, Зандлер и дома оставался таким же бесхребетным существом. Отцовская власть не отличалась деспотизмом. Главе семьи разрешалось обожать свою Эрику. Не больше. Дочь с пятнадцати лет росла без матери и если кому доверялась, то разве что секретарше Ютте, девице, на взгляд Зейца, малопривлекательной, к тому же излишне острой на язык. Своенравная Эрика возвела Ютту в сан домашней подруги и наперсницы. Эта "кукольная демократия" особенно злила Зейца, когда перед посещением дома Зандлера он покупал в кондитерской не одну, а две коробки конфет. Но что делать! Претендент на руку прекрасной Эрики должен покорить сразу два сердца.

Машинально сортируя конверты, Зейц думал о том, что стоило бы сегодня вечером намекнуть Ютте на солидное вознаграждение в случае удачного сватовства. Неплохо бы и припугнуть девчонку. Кстати, при умелой обработке можно было бы использовать ее и для слежки за домом Зандлера. Мало ли что... Уж больно пуглив этот профессор. Из его бюро давненько не поступало заявок на обеспечение секретности испытаний. Чем они только там занимаются?

Какую чепуху пишут люди друг другу! Находят время на всякий вздор. Натренированный глаз Зейца, равнодушно прочитывающий письмо за письмом, вдруг зацепился за нужный адрес. Фрейлейн Ютте Хайдте пишут из Берлина. Любопытно!

Ну конечно, тетя! Кто же еще? Отчего бы бедной девушке не иметь в Берлине такую же бедную тетю? Тетя Хайдте обеспокоена здоровьем своей крошки и просит ее не забыть день памяти бедного дядюшки Клауса, который очень ее любил и всегда читал ей сказки о Рюбецале, гордом и справедливом духе. Маленькая Ютта, оказывается, горько плакала, слушая эту сентиментальную размазню! Рюбецаль! Уж сегодня из фрейлейн Ютты слезы не выжмешь. Разве что ему самому взяться за это дело? Рюбецаль, Рюбецаль!.. Надо будет заняться племянницей. Рюбецаль! Лезет же в голову всякая дрянь!..

Зазвонил телефон. Говорил секретарь Мессершмитта. Шеф приглашал к себе. Зейц подобрался. Подобные приглашения случались не часто. За полтора года службы Зейц так и не уяснил себе истинного отношения к нему шефа. Мессершмитт всегда принимал и выслушивал его с исключительно серьезным, деловым видом. Ни проблеска улыбки. Эта-то серьезность по отношению к довольно мелким делам, о которых был вынужден докладывать Зейц, и заставляла его подозревать, что шеф просто издевается над ним, по-своему мстит за то, что не может ни уволить его, ни заменить, ни тем более ликвидировать его должность. Между тем за полтора года Зейцу так и не представилось случая доказать свое рвение. В тщательно отлаженном механизме фирмы он казался ненужным колесом. Всех недругов, как явных, так и тайных, Мессершмитт выгнал задолго до появления Зейца в Лехфельде. Случаев саботажа и диверсий не было. За политическим настроением служащих следил, опять же помимо Зейца, специальный контингент тайных доносчиков. Взять контроль над ними Зейцу не удалось, и он начал исподволь плести свою сеть осведомителей. Из Берлина штандартенфюрер Клейн регулярно высылал выплатную ведомость на агентуру. И хотя Зейц давно привык считать особый фонд своей добавочной рентой, список завербованных на случай ревизии должен быть наготове. Каждый раз, перед тем как идти к шефу, Зейц на всякий случай пробегал список глазами. Кадры надо знать.