Станислав Лем - Черное и белое (сборник)

Я невольно и в некоторой степени неосознанно осуществил модернизацию этой старой темы в одном из полных черного юмора диктантов, которыми более тридцати лет тому назад пытался отучить моего племянника от орфографических ошибок[310]. Эта моя деятельность возникла благодаря упомянутому родственнику, но в своей основе не содержала стремления приобщить восьмилетних к профессии колбасника или к изготовлению паштетов из людей[311].

Впрочем, об этом не стоило бы писать, если бы не подтверждаемые палеоантропологами факты, что первобытные люди в своих пещерах достаточно систематически занимались употреблением в пищу особей своего вида. Об этом свидетельствуют обнаруженные в разных местах человеческие кости, раздробленные с целью извлечения костного мозга[312]. Однако, занимаясь диктантами, я не задумывался о столь далеком прошлом, ибо меня волновала не проблема самоедов, а лишь преодоление чисто орфографических препятствий на пути развития очень молодого человека.

Да, совершенно забыл, поэтому готов теперь, во времена, когда все за все просят прощения, извиниться за представленного в одном из диктантов рыжика, названного людоедом, который подставлял ногу старушкам и съедал их без соли[313]. Особенно требует раскаяния эта бессолевая диета, описанная так легкомысленно.

Припоминаю, что во время немецкой оккупации во Львове неожиданно появились недорогие паровые котлеты, от употребления которых я отказался, узнав, что в какой-то квартире будто бы обнаружили находящееся в ванне и предназначенное для известной переработки мясо (якобы) убитых людей. Эта история должна была закрепиться в моем подсознании, чтобы через годы всплыть в тексте, которым я пробовал приобщить моего родственника к «каннибализму, а в далекой перспективе – к цивилизации смерти».

Значительно интереснее людоедства мне представляются истекающие кровью американские телевизионные фильмы-триллеры. Заатлантические сценаристы безмерно упростили якобы типичные процедуры для террористических, шпионских и бандитских афер. Желая привлечь зрителей, в качестве рекламы фильмов каналы ТВ показывают наиболее привлекательные и аппетитные фрагменты будущих фильмов. В этих анонсах все во всех стреляют, люди мрут как мухи, вылетают из эффектно разбивающихся окон верхних этажей небоскребов, попадают под машины, погибают в авиакатастрофах, и весь этот современный репертуар напоминает дворовую музыку довоенного шарманщика, крутящего рукояткой одно и то же.

Поэтому следует настоятельно обращать внимание всех, заботящихся о благополучии детей, что они должны, особенно во времена, когда царит воинственный хаос, уговаривать писательские кадры создавать исключительно вегетарианские рассказы и сказки. Однако всегда кто-то может почувствовать себя тронутым рассказом Гомбровича о мальчике, которого употребили на пиршестве у графини Котлубай. Возможно, тщательное очищение библиотек от таких кошмаров составляет первоочередную задачу для педагогической элиты Третьей Речи Посполитой.

Спасение

На побережье я отправился отдохнуть. А там – толпа людей. Столпотворение. То есть тьма и какие-то крики.

– Что происходит, – спрашиваю.

– А здесь корабль утонул. И люди тоже.

– А тот, кого там окружили, это кто?

– Это какой-то любитель. Отлично плавает. Спас шестерых, но не всех. Так одни хотят наградить его медалью за спасение утопающих, а другие же хотят повесить за не спасенных.

– Господа, послушайте, – говорю, – успокойтесь. А что это за крик?

– А это продолжают тонуть.

Подошел к воде и вижу: голова. Кричит: «Тону!» И постоянно погружается в воду. А рядом другие, поменьше.

– Быстрее бегите за спасателями! – призываю.

– Не можем, – отвечают, – у них сейчас забастовка.

– А чего хотят?

– Ну, у них есть причина.

– Но сейчас не время для рассуждений. Вы не умеете плавать? – уточняю у тонущего.

– Нет, буль-буль, спасите! – пробулькал. Действительно, не умеет.

– А кто это рядом тонет? Ребенок?

– Нет, здесь двое детей, а жена там дальше.

– Молчите, – сказал какой-то тип рядом со мной. – Я директор «Центра обучения плаванию». Я сейчас этим займусь.

Из чемодана достал блокнот, вытаскивает компьютер.

– Вы умеете плавать? – спрашиваю на всякий случай.

– Директор не обязан, – отвечает. – Зато я знаю общую теорию спасения утопающих, нельзя ведь спасти всех сразу.

И того, который булькал в воде, спрашивает:

– Ребенок ligitime natum est?

– Я не знаю, буль-буль, латыни, – фыркнул, выплевывая воду.

– Я спрашиваю: ребенок рожден в браке?

– Да, конечно! Спасите, господин директор!

– А второй тоже в браке? Подождите.

И этот из ЦОПа ко мне обращается:

– Мой статус не позволяет мне непосредственно обращаться к кому-то только потому, что он будто бы тонет. Назначаю вас уполномоченным ЦОПа.

– Но я не умею плавать, – говорю.

– Не важно. В шахте тоже не все работают в забое. Спросите у него, что он за тип.

Я спрашиваю и данные записываю на колене. А толпа все увеличивается. Того, спасавшего, тормошат, чтобы наградить или повесить. Я вмешался. Должен быть порядок: сначала наградить, а потом повесить. Спасенные этим несостоявшимся медалистом-висельником издают различные возгласы, заглушающие тех, кто тонет и просит, булькая, их спасти. Уже как уполномоченный спрашиваю, кто умеет плавать? Как будто бы никто, но несколько человек решили помочь. Несут железный рельс.

– Рельс утонет!

– Возможно, но нужно попробовать.

Директор побледнел.

– Где спасательные жилеты?

– Бастующие забрали на всякий случай.

– Давай, бросай рельс в воду!

И действительно, бросили рельс. Как-то так этот рельс полетел, что зацепил и тонущего, и обоих детей, и жену. Все пошли ко дну.

– Ой, нехорошо, – говорю. – Ой, плохо получилось, что никто к ним ни брассом, ни кролем не направился!

– Уполномоченный, не говорите глупостей, – директор мне на это. – Пошли на дно быстро: не мучились! Большую помощь мы все равно не могли оказать, учитывая сложившуюся ситуацию. С тяжелым, очень тяжелым сердцем вам это говорю, поэтому успокойтесь, идите домой и благодарите Бога, что тоже в воде не оказались.

Убедил меня. И я ушел.