Валентин Фалин - Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания

30 сентября 1989 г. В. Момпер, тогда правящий бургомистр Берлина (Западного), услышал это от меня четко и внятно – советские войска во внутриполитические события в ГДР вмешиваться не будут. Он затем верно передал мои слова в своей книге. Сие замечание тоже в дар любителям «неточностей».

Э. Хонеккер потерял власть в том же октябре. А 9 ноября безоговорочной, по сути, ликвидацией границ ГДР совершился самороспуск восточногерманского государства. Теперь условия не ставила, а раскатным голосом диктовала Федеративная Республика, и самые жесткие – ее правительство.

Как это могло случиться? На новых руководителей нашло затмение, и они не понимали, во что выльются слова, прочитанные Г. Шабовским на митинге в Берлине, – «граница открыта»?

Ликвидирована граница, ранее оберегаемая как передний край обороны Варшавского договора. Советские войска ставились перед совершившимся фактом. У Советского Союза есть еще определенные права и обязанности, в частности касавшиеся Западного Берлина. Он, СССР, какую роль здесь сыграл?

В конце ноября у меня появится возможность поинтересоваться у новых партийных лидеров Э. Кренца и X. Модрова, кто и как принимал решение об «открытии границы». Ответ последовал уклончивый: «Так получилось».

Соответствующий вопрос с комментариями я задавал Горбачеву. Не сказал бы, что и его сообщение в ответ отличалось определенностью:

– Знаем мы одного…

Позже удалось реконструировать картину. «Так получилось» – получилось со слов В. И. Кочемасова, вот как.

В. И. Кочемасов, наш посол в ГДР, докладывает в МИД СССР: руководство ГДР хотело бы посоветоваться насчет возможности введения послаблений в режиме на границе с Западным Берлином. Первый заместитель министра А. Г. Ковалев по телефону дает послу указание сообщить в ответ на обращение, что определение режима границы является внутренним делом ГДР. Посол не довольствовался устным указанием и потребовал, ввиду весомости проблемы, письменных инструкций. Три или четыре дня Москва молчит. Потом поступила телеграмма, подтверждавшая – пограничный режим есть внутреннее дело ГДР.

Кто подписал депешу: А. Г. Ковалев или Э. А. Шеварднадзе? Деталь, однако ею затверждался прецедент: совместные решения, в частности Организации Варшавского договора – хорошие или плохие, для принципа не имеет значения, – можно отменять односторонне и явочным порядком.

В это время, между прочим, уже существовал кризисный штаб при Горбачеве. Он был создан по моему настоянию. На первом заседании, в котором участвовали А. Н. Яковлев, Э. А. Шеварднадзе, Д. Т. Язов, В. А. Крючков, А. С. Черняев, Г. Х. Шахназаров и я, Горбачев поставил вопрос:

– Что можно сделать, за исключением использования наших войск?

Помощники генерального за то, чтобы предоставить ГДР своей судьбе, смириться с тем, что объединенная Германия будет включена в НАТО, думать больше о спасении собственного лица.

Министр обороны Язов слушает. Крючков докладывает, что в республике устанавливается двоевластие: ФРГ, ее правительство и партии, о средствах массовой информации и говорить нечего, ведут себя на территории ГДР как дома.

Высказываю свое мнение. Сегодня не та обстановка, чтобы выдвигать предварительные условия объединения. Вместе с ГДР мы пожинаем плоды близорукой позиции. Внутренние параметры единства будут определять сами немцы. За нами же сохраняется право, не меньшее, чем у кого бы то ни было, сказать свое слово насчет внешних предпосылок процесса. Не противиться объединению. Иное было бы глупо. Но речь должна идти именно об объединении двух суверенных государств, учитывающем международные обязательства каждого из них, а не о поглощении большим меньшего, об объединении, не противоречащем законным интересам других европейских государств и мирному порядку в Европе в целом. Соответственно неверно настраиваться на фатальную неизбежность распространения сферы действия НАТО на Восточную Германию.

А. Н. Яковлев в основном разделяет мой анализ. В практических выводах он осторожнее. Но все-таки Яковлев за действия, а не за созерцание.

Шеварднадзе слов не экономит, а зафиксировать позицию не спешит. Испытывает внутренние колебания или хочет сначала послушать, что скажет Горбачев? «Внимательно следить за развитием положения», «целесообразно войти в контакт с французами», «избегать заявлений, которые свяжут нам руки» – разве это позиция?

Не позиция, но она корреспондирует с настроем генерального секретаря. Развитие приняло собственную динамику. Встать поперек – не получится. Как извлечь из перемен плюсы? Объединение Германии не должно приблизить НАТО к нашим границам. Как лучше действовать для этого? Надо думать.

Заседание кризисного штаба кончилось на ноте – всем думать. Если судить по тому, что в почти полном составе он собирался еще – максимум два раза, с мыслями было небогато или их стеснялись выносить дальше «четырех глаз». Я не в состоянии рассказать вам, как и где вырабатывались директивы для Шеварднадзе, почему оставлялись без внимания соображения Министерства обороны и мои записки.

Свой взгляд на происходившее я в определенных выражениях излагал в беседах с представителями как ФРГ, так и ГДР, США, Англии и Франции, встречаясь с журналистами. Оправдан ли был мой подход или в свете последующих событий неверен? Не хочу никому навязывать оценок. Одно несомненно: я не вихлял.

Объединению – да, аншлюсу – нет. Социально-экономический статус будущей единой Германии определят сами немцы. Внешние, то есть военно-политические условия, сопутствующие объединению, призваны выработать совместно четыре державы и два германских государства, причем еще до слияния ФРГ и ГДР. Преобразовательные процессы в Германии должны протекать мирно, а все решения строиться на балансе интересов сторон. Использование силы в любой форме недопустимо, и немцам надлежит особо позаботиться о том, чтобы безопасности советских войск ничего не угрожало. Эти войска должны покинуть Германию как друзья.

Не всем нравилось? Далеко не всем. Кто-то принимал меня за «консерватора». Другие упрекали в «недостатке гибкости» или даже в правовом «догматизме». Кое-кто (из советских парламентариев) был готов объявить незаконным само наше присутствие в Германии. Подобные год-два спустя перевернутся в ниспровергателей Победы. 9 мая 1992 г. они потребовали отказаться от возложения венков к памятникам «сталинским фанатикам» и отмены дня не «их победы».

Наветы огорчали. Дезориентировало и озадачивало, что Горбачев в моем присутствии говорит или соглашается с одним, а министр иностранных дел делает нечто иное, и его не поправляют или поправляют так «щадяще», что Шеварднадзе принимает критику за поощрение. Два примера.