Николай Семашко - Кох. Вирхов

В 1885 году Кох получил место профессора Гигиенического института и стал читать там лекции. Подготовка к лекций отнимала у Коха много времени и сил, так как с 1875 года он занимался, главным образом, бактериологией и отошел от занятий по гигиене. Тем не менее он добросовестно принялся за дело, возобновлял и расширял свои гигиенические познания. Он посещал со слушателями бойни, фабрики, заводы, канализационные установки.

Однако преподавательская деятельность тяготила его — его тянуло к научно-исследовательской работе. Занятия со слушателями он передал своим помощникам, оставив за собой только чтение лекций; руководство институтом он передал первому ассистенту и секретарю, которые советовались с ним по самым важным вопросам.

Излишняя самоуверенность Коха привела его к ряду ошибок — главной из них была история с его «туберкулином».

Замкнувшись от всех в лаборатории, Кох упорно работал. Наконец на X интернациональном медицинском конгрессе в 1890 году он, как громом, поразил всех сообщением, что нашел средство («туберкулин» — глицериновый экстракт из туберкулезных бацилл), излечивающее от туберкулеза[4]. Он сообщил, что морские свинки, обработанные туберкулином, не заражаются туберкулезом, а больные туберкулезом выздоравливают при применении этого средства. «На основании своих опытов, — гордо заявил Кох, — я могу утверждать, что начинающийся туберкулез бесспорно излечивается этим средством».

Можно себе представить, что произошло на съезде. Ведь это заявил не кто иной, как Кох, точность и добросовестность методов которого все прекрасно знали. Это сказал Кох, общепризнанный знаток туберкулеза. Имя Коха опять было у всех на устах. Вильгельм II наградил его орденом Красного орла — честь, которой до тех пор не удостоился ни один врач. В Берлин потянулись лавины туберкулезных больных, искавших спасения в туберкулине. 1 июля 1891 года был открыт Институт инфекционных болезней, директором которого был назначен Кох.

Но вскоре история с туберкулином оказалась миражем. Даже сочувствовавшие Коху ученые должны были признать, что его «туберкулин» помогает иногда при кожном заболевании — и только. Другие, наоборот, указывали, что туберкулин Коха ускоряет туберкулезный процесс и гибелен для больного. Проверкой опытов на морских свинках многие доказывали, что Кох и здесь ошибся: ни предохранительного, ни лечебного свойства его туберкулин не имел.

Как мог Кох так неосмотрительно выступить, да еще на международном конгрессе? Как мог он, осторожный исследователь, так опрометчиво сделать выводы о действии своего туберкулина?

Несомненно, что Кох слишком понадеялся на себя — и вписал самую печальную страницу в историю своей научной деятельности. И никакие отговорки Коха, будто врачи своим скороспелым и неумелым применением туберкулина скомпрометировали это средство, не помогали. Туберкулин Коха провалился целиком и полностью.

Последние годы жизни Коха

Нападки на Коха усилились еще в связи со следующим обстоятельством из его личной жизни. Когда Кох, работая в институте над туберкулином, утомлялся, он ходил для отдыха в соседний с его институтом Лессинг-театр. Там он познакомился с молоденькой, умной и талантливой актрисой Фрейберг. В результате возник роман, приведший к разводу его с первой женой и к женитьбе в 1893 году на 29-летней Ядвиге Фрейберг. Получился скандал в «благородном профессорском семействе». Носители мещанской морали, профессора не могли вынести «разврата» Коха: они предпочитали бы развратничать с актрисой потихоньку, поддерживая «святость» семейных отношений. А Кох поступил честно и открыто. Этого не могли простить ему дипломированные филистеры и лицемеры. «На немецком съезде врачей в Лейпциге в 1892 году роман Коха не сходил с уст его собратьев, — вспоминает Мечников. — Роман Коха интересовал профессоров гораздо больше, чем все сообщения на съезде».

Женитьба Коха подлила масла в огонь нападок на чего. Кох отказался от профессуры, от большинства государственных должностей, освободил себя от административных забот и целиком ушел в работу и институте. Он опять занялся холерой, которая в 1892 году получила вновь очень широкое распространение и, в частности, вызвала массу жертв в Гамбурге. Кох со своими ассистентами руководил борьбой с ней.

В те же годы стала распространяться в Германии эпидемия бешенства. Кох развернул борьбу с бешенством, организовал станцию для прививок против бешенства по Пастеру, к которым раньше, как мы видели, он относился более чем критически. В его институте занимались малярией, столбняком, чумой рогатого скота и другими инфекционными заболеваниями.

В 1896–1898 годах Кох вместе со своей молодой женой отправился в путешествие. Ядвига Кох, не в пример первой жене его, неизменно сопровождала его в путешествиях, старалась создать благоприятную обстановку для его жизни, хотя не раз подвергалась заболеваниям чрезвычайно тяжелыми тропическими болезнями. Супруги Кох предприняли путешествие по Африке с противоэпидемическими целями. Кох изучил целый ряд тропических болезней, начиная от тропической лихорадки и кончая це-це, болезнью, причиняемой укусом мухи це-це (как комар прививает малярийную инфекцию — плязмодию Лаверана, так муха це-це прививает паразит трипаносому). Кох разыскал муху це-це в болотах, реках и озерах, установил пути заражения от нее, указал способы борьбы с этой болезнью.

В 1898 году он вернулся в Берлин и сделал там доклад «Врачебные наблюдения в тропиках».

После этого Кох с женой предприняли настоящее кругосветное путешествие. Они побывали в Италии, Африке, Азии, на острове Яве; в октябре 1900 года экспедиция вернулась в Берлин, и Кох опять сделал доклад о результатах работы. В частности, он установил профилактическую хинизацию населения против малярии малыми дозами хинина.

После этого Кох предпринял еще ряд поездок по Африке, один раз по приглашению английского правительства. Климат Африки действовал на него благоприятно, да, вероятно, он непрочь был подальше отойти от своих немецких «друзей-врагов». По крайней мере, он достаточно прозрачно намекнул на это в своей речи на банкете, который устроили ему в день его шестидесятилетия. «Вы знаете по собственному опыту, — сказал Кох, — что исследователи, которые работают в нашей области, ныне не на розах спят… Даже при самом скромном ограничении работы, один наступает другому на ногу… И незаметно очутишься окруженным врагами. Это отнимает спокойствие и радость в работе».

Вскоре Кох ушел на пенсию, которую он рассматривал «не как подаяние, а как дело справедливости». Он ходил в институт заниматься, но уже не как директор, а как научный сотрудник, конечно, уважаемый многими ассистентами института, бывшими его учениками. Директором института после него был назначен его бывший помощник, знаменитый бактериолог Пфейфер.