Моя Наша жизнь - Нина Фонштейн
Назавтра начались будни. Нам с Риммой выдали полуслепую клячу Майку, на которой надо было по очереди ехать в поле, выкапывать и привозить картошку, нарезать кочаны капусты. Нам выдавали по 150 г мяса в день на человека, меню и рецепты были наши, помощь с верчением ухватов в печке обеспечивала за трудодни баба Уля.
Ребята приходили обедать и сваливались на пару часов спать до следующего подвига в поле. Только Юра приходил на кухню, помогал мыть посуду, чистить картошку (готовить на 25 человек работы хватало) и когда все было сделано, присоединялся к проснувшимся ребятам.
В мои обязанности входило также приносить с молочной фермы по утрам два ведра молока. Вскакиваю по будильнику – баба Уля показывает успокаивающе: Юра уже принес.
По вечерам мы гуляли по лесу, и Юра голосом, похожим на папин, пел мне:
– Три года ты мне снилась, а встретилась вчера…
Наверно, это сидело во мне, но Юра услышал и очень вскоре произнес «Давай поженимся». Не было ни одной мысли про то, как мало мы к этому готовы: жилья нет, материальная основа никакая, но очень хотелось быть вместе.
Отцов у нас не было. Как выяснилось, не сговариваясь, мы писали мамам про «судьбоносную» встречу, готовя их к возможным критическим шагам. Мама с Валей, зная про мои предыдущие переживания, стремительно ответили, советуя не спешить с решениями. Юрина мама предостерегала его против очевидной «стервы», которая решила его окрутить. Мы, посмеиваясь, читали друг другу эти ответы.
Вскоре после приезда моя бдительная мама спрятала мой паспорт. Юра приходил к нам каждый день, и постепенно я выплакала возможность решать нашу судьбу самим. Как часто бывало в моей жизни, когда вроде бы уже и ничего не мешало, я заколебалась, а действительно ли нужна эта спешка? И как это потом было тоже не раз, все решил Юра, по-своему истолковав мои колебания: «Или сейчас, или без меня», и мы пошли сдавать заявления в ЗАГС. Совершенно по-буднему, после последней лекции, прихватив в качестве будущих свидетелей Оську Вертлиба с его будущей женой Люсей Медведовской, долго выбирая время окончательной регистрации (через 10 дней, 15-го сентября, в 3 часа), чтобы не пропускать лекции.
И в этом была вся мама: как бы против она ни была вплоть до последней минуты, свадьбу нам организовали по максимуму наших материальных возможностей. В комнате площадью семнадцать квадратных метров уместились все родственники, человек за давдцать пять. Пришли все двоюродные Фонштейны, существенно старше и, кроме Зони, до сих пор неженатые, смотреть на сопляков, которые ищут приключений на свою… голову. Из хулиганства все анекдоты, известные как приписываемые Абрамовичу или Хаймовичу, переделывали на Рабиновича. Юра немного ерзал в срочно купленном первом в его жизни костюме и терпеливо улыбался. Все внимательно осматривали мою фигуру, пытаясь найти простое объяснение спешки. Ан не вышло. Миша родился через год после свадьбы и то только потому, что квартирный вопрос в числе многих прочих замучил и нашу семью.
Сначала мы уехали жить в девятиметровую комнату, где Юра жил с мамой, перегородив комнату вдоль простыней. До института добирались трамваем, по дороге у меня, независимо от погоды, чесался нос, чтобы всем было видно мое обручальное кольцо.
Телефонов не было ни у Юриной мамы, ни у нас, навещали мы маму с Валей изредка, наслаждаясь независимостью и свободой. Вдруг в декабре приехала мама, что бывало чрезвычайно редко, и вызвала меня в коридор, чтобы поговорить один на один.
Оказалось, что фабрика, на территории которой мы жили, решила, наконец, отселить жильцов. Уже выделен и дом на Окружном проезде. Если нас будет пять человек (мама, Валя и мы втроем с ребенком), то наверняка дадут две комнаты или даже отдельную квартиру. Маме было сорок восемь, и она обещала помочь растить ребенка, чтобы не потребовалось прерывать учебу. Мы не оспаривали маминых доводов, и так появился Миша.
Иван Тарасенко и фракционная деятельность
Про Ваню Тарасенко стоит порассказать отдельно.
В нашей группе было всего четыре девочки, все сразу после школы, а половина ребят пришли после армии, некоторые из них после детдомов, как и Ваня. Уже на предварительном собрании он выступил с какими-то правильными рассуждениями, призывно и четко.
Мне еще было не дано отличать демагогию от искреннего внутреннего зова. Его стремление к лидерству было заметно уже с первых дней учебы. Когда дошло время до комсомольского собрания всего курса, я созрела для (искренней) горячей речи, в которой призывала весь курс (восемь групп разных металлургических специальностей металлургического факультета, метфака) избрать Ивана комсоргом курса. Меня поддержали, и с этой подачи началась Ванина карьера.
На третьем курсе в марте я пригласила почти всю группу и, конечно, Ваню на мой день рожденья (праздновали мое двадцатилетие, я уже была не только замужем, но и мамой полугодовалого Миши). Мы с Ваней опять-таки казались (мне) близкими друзьями.
Через неделю-две после сильных снегопадов наступила оттепель, потом заморозки, Москва заледенела, было опасно ходить по асфальту. Студентов послали колоть лед. Несчастно совпало, что я была насквозь простужена и ходила сипатая и сопливая, у Фени Абдюхановой был талон к зубному, у Галки Коньковой были женские проблемы, а у Инны Фроловой приехала (проехала через Москву) всего на день родственница из Волгограда. Мы сказали о своих проблемах старосте (Мише Абрамову) и колоть лед не пошли, пообещав отработать по следующему призыву.
На следующий день сначала по одной, а потом всех вместе вызвали на комсомольское бюро курса, которое шло под председательством Вани Тарасенко. После моего дня рожденья с тостами о дружбе и любви прошло не больше двух недель, и я никогда не забуду холодно-чужих глаз Тарасенко и его обращения на «Вы»:
– Почему Вы, Нина, бойкотировали общественное мероприятие? Это Вы возглавили фракционную деятельность…?.
Почему-то про обвинение во фракционной деятельности стало известно на кафедре марксизма-ленинизма (шел 1960-й, еще свежи были дела более знаменитой фракции). После этого заседания бюро не только прежней дружбы как не было, но Иван практически никогда со мной не заговаривал.
Жизнь заставила нас встретиться опять уже в 79-м году совсем по другому поводу. Миша, как и мы, женился в восемнадцать лет, Юрина мама, как старый большевик, к 50-летию ее пребывания в рядах получила отдельную квартиру. Мы решили,
