Станислав Сапрыкин - Сталинские соколы. Возмездие с небес

Времени у меня было мало. на все – одна неделя. Москву я немного знал, так как бывал в столице неоднократно и до войны, и во время. Город уже ожил, тревога и беспокойство осени сорок первого, граничащие с паникой, сменились суровой уверенностью в победе и радостью освобождения страны. Я был приглашен в Кремлевский дворец, где в числе других отличившихся в день награждения получил орден лично от «всесоюзного старосты» Калинина. Я обратил внимание, что Михаил Иванович плохо выглядит. «Совсем сдает старичок» – подумалось мне. возможно в последний раз сам награждает. И действительно, даже более почетные награды все чаще вручал заместитель Калинина – Шверник. После награждения был банкет. Там я познакомился с официанткой Ольгой – стройной белокурой москвичкой лет двадцати пяти, еще несколько наивной, несмотря на свою «ответственную» работу. Она напомнила мне Ядвигу, не очень говорливая и даже застенчивая, приятная миловидная блондинка. Я сразу захотел познакомиться с ней поближе. На следующий день я пригласил ее на танцы, много шутил, обещал приехать в Москву после войны и увести ее в Ялту. Вечером в компании ее подруг и нескольких офицеров, таких же, как я, прибывших в Москву по разным причинам. Были дома в большой коммуналке на Арбате, вели себя относительно тихо. пили коньяк, шутили, танцевали под старенький патефон, даже пели, но без «размаха» присущего широкой русской душе и поводу сбора. Девушки рассказали, что в апреле в одном из соседних домов арестовали целую группу молодых людей, устроивших вечеринку и якобы готовивших покушение на Сталина.

Ближе к полуночи гости разошлись, я остался в комнате Ольги. На какое-то время наступила почти полная тишина, сменившая шумное застольное веселье людей, соскучившихся по жизни без войны. Тишина приятно расслабляла, и только сейчас я понял, как истосковался по такому вот мирному житейскому уюту. Там, на войне, идущей уже несколько лет, дни, в ожидании ежедневной смерти, тянулись мучительно медленно и одновременно суетливо быстро, в спартанском быту и череде повседневных заданий. Не только на фронтовых аэродромах, но и в тыловых частях на переучивании жизнь не воспринималась полной, она была как этап, как отрезок, который просто надо пережить. И даже в родном доме с мамой покоя не было, какой уж там покой, когда враг в нескольких километрах. Как там мама?

Легкое опьянения вечера перемешалось с опьянением чувственным, я обнял Ольгу за талию, наши губы соединились в жарком поцелуи…

Я спал как ребенок, так крепко и сладко, как не спал уже лет двадцать, не переживая и не думая ни о чем. Утром, когда летнее солнца уже достаточно навязчиво застучало лучами в окно комнаты, мы проснулись. Я лежал, поглаживая тонкую белую руку своей новой подруги, и вдруг подумал. а ведь это моя первая женщина за последние три года.

На следующий день меня пригласили выступить перед слушателями Военной академии ВВС в Монино. Большого рассказа не получилось, состав академии был гораздо титулований и опытней чем я. Меня лишь спросили:

– Ну, расскажи, что надо сделать, чтобы сбить четыре бомбардировщика в одном вылете, какую тактику применял, как продумывал действия.

– Да все само получилось – отвечаю. увидел, идут прямо на меня, проскочил, развернулся, догнал, прицелился, стрелки показали снос и угол упреждения, но не попали – повезло. Короткими залпами из всего оружия в уязвимые места, у Р-39 залп сильный, когда под одну гашетку, и так пока весь боезапас не расстрелял.

Кто-то спросил:

– А как вы смогли переделать оружие без разрешения представителей американского производителя?

– Инженеры в полку сказали, что технически это не сложно, а ответственность взял на себя командир. Воюем ведь мы, а не американцы!

Кто-то помог мне подытожить:

– Выходит, что эффективность и успех в действиях истребительной авиации в значительной мере зависит от инициативности и решимости летчиков и командиров, взять ответственность на себя, пойти нестандартным путем и личными действиями доказать, что такое решение правильное!

– Ну да, – говорю. – ситуации в бою непредсказуемы, просчитать трудно, но главное для летчика-истребителя напор, если покажешь врагу слабину, нерешительность – считай, бой проигран.

Через день, успев попрощаться с Ольгой, подарившей мне на прощанье и «на удачу», как сказала она, фарфорового слоника ее бабушки, на том же самолете с пополнением я вернулся в полк, действующий с аэродромов под Бродами восточнее Львова.

Пока я был в Москве, 16-й ГИАП обрел нового командира, уже дважды Героя Григория Речкалова, получившего майора. Речкалов был отличным смелым летчиком, но, как говаривали в полку, ему не хватало тактических знаний по взаимодействию групп самолетов, в этом плане более осторожный Глинка действовал правильней. Возросли потери, летчики мрачно шутили. без грамотного взаимодействия звеньев для нас опять настал сорок первый год.

Мы оказались на южном фланге 2 Белорусского фронта, и наша дивизия была включена в состав 2 воздушной армии. Жили в ближайшей к аэродрому деревне по двое в доме. Нас предупредили проявлять бдительность, местное население советскую власть не поддерживало. Кто его знает. хозяин дома днем улыбается, а ночью может бандеровец. Поэтому спали с оружием, а то и вовсе дежурили по очереди. Два человека из нашей авиадивизии так и пропали в одной из деревень среди бела дня. пошли не то за молоком, не то за самогоном, да так и не вернулись. Вызванный отряд НКВД прочесал дома, но никаких следов не обнаружил, а местные только удивленно разводили руками. – «нiкого не бачили».

Напряжение в воздухе и невозможность полностью расслабиться на земле не редко приводили к ссорам среди личного состава, молодым организмам требовался выход. Энергия, которая в обычной жизни тратится на ухаживание за женщинами и здоровое соревновании, теперь выплескивалась в пьянках и стрельбе. Был случай, когда один из опытнейших летчиков полка, мой товарищ, фамилию которого я умышленно скрываю, застрелил техника, который якобы плохо подготовил самолет к вылету. Были разборки, приезжал следователь НКВД, от штрафбата его спасло только вмешательство Покрышкина и летные заслуги.

27 июля, через день после моего возвращения, сидим, обедаем в импровизированной аэродромной столовой под плакатом. «Таран – оружие героев! Слава сталинским соколам – грозе фашистских стервятников». То есть, столовой как таковой не было, была большая открытая палатка из брезента, камуфляжной сетки с деревянными скамьями и столами. Уплетаем американские галеты с заокеанской тушенкой. Думаю. интересное дело, мы бьем немцев на американских истребителях и получаем ленд-лизовский паек, а страна у нас огромная и богатая… Ход моих «богохульных» мыслей прервала команда. – «к командиру».