Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
– Петька, ты где?
– Здесь я! – Маленькая голова показалась из оконца сеновала.
– Может, к нам пойдешь? А то мать убьет.
– Да нет, здесь не найдет.
– Ну, смотри.
Мать затолкала Ивана на русскую печку, задернула занавеску и велела спать.
– Об одном тебя прошу, Ваня, не показывайся, когда будут приходить люди. Не все нам хотят добра, каждое твое слово могут переиначить так, как им нужно. В правление я сама тебя отведу…
Сначала Иван прислушивался к голосам на улице, но потом все-таки сон одолел его. Среди ночи он встрепенулся, услышав крики. Спустившись с печки и выйдя во двор, Иван увидел, как в соседней половине двора Петькина мать била сына скалкой. Петька сначала орал, потом крик его перешел в хрип, а вскоре он и вовсе затих. Пнув его напоследок, мать стала забираться на высокое крыльцо, тяжело хватаясь за перильца, бормоча матерщину.
Иван понял, что она в стельку пьяная. На крыльце показался отчим.
– Где этот щенок?
– Во дворе, может, подохнет, – ответила мать, добавив ругательства.
Глава II
Иван перелез через заплот. Это была вторая половина когда-то общего большого двора, а сейчас поделенного пополам, и огород тоже разделили. Не только двор дома, но и вся деревня была поделена на квадраты и прямоугольники. Дом, огород, хлев, баня у реки – вот и все хозяйство. Ни клуба, ни школы, ни больницы. Это там, в районном селе, на другом берегу реки, было все: сельсовет, клуб, больница, школа, милиция и другие необходимые учреждения. А здесь – только колхозные постройки.
Иван склонился над другом. При свете луны увидел залитое кровью лицо. Петька дышал отрывисто, как всхлипывал.
– Петь, – позвал Иван. Нет ответа.
Стал расталкивать, но услышал только стоны. Иван постучал в дверь соседей.
– Чего тебе? – услышал голос отчима.
– Петька умирает! – закричал Иван.
Отчим вышел на крыльцо, глянул на лежащего Петьку и больно схватил Ивана за ухо.
– Придуривается твой Петька. С крыльца свалился! Если орать будешь, и тебе достанется…
Иван разбудил мать.
– Что такое? – спросонья всполошилась мать. – Почему не спишь?
– Петька во дворе умирает! – в отчаянии закричал Иван.
– Как умирает? – впопыхах накидывая халат на ночную рубашку, мать выскочила во двор.
Петька дышал все так же тяжело, с хрипами. Иван с матерью подняли худенькое тело, внесли в дом. Зажгли керосиновую лампу, мать осмотрела мальчишку:
– Вот изверги-то, вот изверги… Ваня, беги за фельдшером. Дело плохо.
Дом фельдшера – в середине деревни. Иван долго стучал по ставням, пока в окно не выглянул сам Василий Петрович. Мужчина лет пятидесяти, невысокий, коренастый, с ухоженной клиновидной бородкой. Жена его, тетя Маша, ревновала супруга ко всем женщинам, видя в каждой соперницу. Ревновала и к молодым, и к пожилым. В послевоенных деревнях женщин много, а мужчин… Понятно, сколько.
– Чего тебе?
– Василий Петрович, там родители Петьку убили.
– Как убили?
– Не знаю, он без сознания, хрипит.
– Сейчас иду, – и быстро захлопнул створки окна.
Вышел из дома сразу, со своим чемоданчиком.
У Петькиной матери было испуганное лицо, мокрой тряпкой она стирала с лица сына кровавые подтеки.
– Ну как ты не уберегся, сынок, это надо же так упасть с крыльца!
Фельдшер осмотрел Петьку и сказал, что дело дрянь. Похоже, сломана нога, разбит череп, нужно везти в районную больницу. И, с трудом сдерживаясь, добавил:
– Что же ты за мать такая, Лидия? Даже животные своих детенышей не убивают…
Петькина мать упала на пол и забилась в рыданиях, лживо оправдываясь сквозь слезы.
– Вы плывите через реку на лодке, а я позвоню, чтобы прислали лошадь с телегой. Лидия, мужа зови.
– Василий Петрович, – подала голос мать Ивана, – я эту кое-как подняла, а тот лежит в стельку пьяный.
– Хорошо, подплывайте к моему дому, я с вами тоже сейчас…
Пока переплывали через реку, пока добирались к нужному месту, подошла «скорая». Петька стонал. Иван шагал рядом с телегой и впервые в жизни неумело, но страстно начал молиться Богу о том, чтобы Петька не умер.
В больнице их уже ждали. Дежурный врач, как показалось Ивану, слишком долго записывал что-то в журнал, излишне подробно расспрашивал о больном. Потом Петьку увезли в палату. Все время, пока он находился в приемном покое, Лидия навязывала врачу, медсестрам свою версию, что Петька сам упал с крыльца и сам покалечился. Эта пьяная ложь стала надоедать – все уже знали, в чем дело.
– Лида, пожалуйста, не срамись, – тихо сказала мама Ивана. После этих слов нетрезвая соседка нарочно громко заголосила, хватаясь за голову и раскачиваясь всем телом.
Мать взяла Ивана за руку.
– Пошли, сынок, завтра рано вставать.
– Не завтра, а сегодня, – посмотрев на часы, поправил Василий Петрович.
Через два дня из областного центра прилетел хирург, чтобы сделать Петьке операцию. Иван уговорил мать сходить вместе в больницу, проведать друга. Они терпеливо ждали в коридоре, пока шла операция. Иван не понимал, что такое «трепанация черепа», но сами слова были настолько страшными, что сразу становилось ясно – операция очень сложная. Медицинская сестра пояснила матери:
– Последствия могут быть разные, вплоть до летального исхода.
Иван про летальный исход не понял и, когда отошла сестра, спросил:
– Что за летальный исход такой? Куда он улетит?
– Далеко, Ваня, – рассеянно ответила мать. Но тут же испуганно замахала руками: – Господь не даст умереть.
Про Господа Иван промолчал, не желая ввязываться в спор.
Петька очнулся после операции только на третью неделю. Ивана пустили к другу в палату, но он ничего не увидел: лицо, руки, ноги забинтованы. Только открыты знакомые Петькины глаза. Голос тихий, слабый.
– Здравствуй, Ваня…
– Здравствуй, Петька. – Больше не говорили ни о чем, так и молчали.
Два месяца болел друг, и почти каждый день Иван приходил к нему. Петькина мать всем твердила, что сын оступился, упал с крыльца. В деревне никто не верил в эту чушь, но в спор с пьянчужкой не ввязывался. Даже Ивану мама запретила рассказывать о том, что он видел в тот вечер. О пожаре не говорили тем более – заплачено за него было дорогой ценой.
Петька окреп, бинты с него сняли, и он уже шастал по палатам, с удовольствием слушая больничные истории.
В очередной приход Ивана он молча поманил друга в коридор.
– Что случилось? – спросил Иван, удивленный необычной серьезностью Петьки.
– Ты знаешь, Иван, я уже не вернусь домой.
– А куда ты денешься? – Последние дни Ивана тоже мучила мысль: как же Петька вернется к этим извергам? Уже два раза во сне он видел картину избиения друга, более страшную, чем наяву.
– Меня заберет к себе бабушка.
– У тебя есть бабушка?
– Есть. Только я ее никогда не видел.
Он помолчал, вздохнул и простодушно признался:
– Иван, я бы в больнице остался, здесь хорошо. Кормят, лечат.
– Это для больных, Петька.
– Знаешь, что я придумал?
– Что?
Петька вытащил из кармана больничных штанов лезвие от безопасной бритвы и быстро чикнул по своему пальцу. Кровь!
– Дай свой палец, быстро… – неожиданно твердо
