Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
Три года, как я на родине. Завёл избу в родной деревне и даже уголок отдельный построил для работы, чего сроду не имел, и не имел напрасно. Работа изнашивает нервы, работа в неподходящих условиях ещё и треплет их. Чаше и чаше стал болеть. Сказываются и сидение за столом, и фронтовые раны, и внутреннее нервное напряжение, и раздражение от наших порядков, которые не трогают только забулдыг и воров, ибо им в нашей дорогой действительности самый плодотворный оказался климат и всего тут способней существовать и плодиться. Так что занесёт на гастроли или ещё на какую великую новостройку — ночевать в палатке Вам более не придётся.
Ваше интервью в «Смене» я читал и понял из него главное, что Вы полны энергии, сил и готовы работать ещё долго. Дай-то бог!
Посылаю Вам и Георгию Александровичу [Товстоногову. — Сост.] по книжке «Затесей», ибо мне известно, что в Ленинград послан лишь один экземпляр её, да и тот в библиотеку Салтыкова-Щедрина. Книжка копилась долго, издавалась трудно, когда полистаете её, поймёте, почему. Она не для чтения подряд, она для чтения под настроение. Наверное, что-то совпадёт и с Вашими мыслями и наблюдениями. Я так уверенно говорю, потому что смотрел выступление Георгия Александровича по телевидению, читал и читаю его статьи в журналах и газетах — слова у него, слава богу, не расходятся с делом. Серьёзный он человек и серьёзно относится к своему делу, к людям, к бытию нашему. Ах, если б побольше серьёзности всему нашему искусству, литературе, тогда они, быть может, хоть в какой-то мере соответствовали бы тому течению жизни, которое нас несёт не то на свалку истории, не то в геенну огненную войны, куда-то, в общем, несёт, и от сознания беспомощности, от частого непонимания — зачем это? почему? — берёт отчаяние.
Ну, а на старую да пыльную шубу вошь вылазит ме-ел-кая, кусучая, жадная — за последнее время, судя по прессе и шуму, самые выдающиеся личности в нашей жизни были — Семён Гейченко, популярностью своей затмивший и самого Александра Сергеевича, да первопроходимец Михалков — «а-атец ру-усской ли-итературы». Далее уж ни ехать, ни идти некуда!
Даю на машинку письмо, ибо недавно из больницы и руки ещё дрожат. С Первомаем всех вас! С весной! Доброго здоровья всем вам! Мир Вашему гостеприимному дому!
Кланяюсь. Виктор Петрович Астафьев
21 апреля 1983 г.
(В.Юровских)
Дорогой Вася!
Я полтора месяца отлежал в больнице — двухстороннее воспаление лёгких. На моё раненое лёгкое одно, и второе эмфиземное — это уж лишковато. Два дня были очень тяжёлыми, начинался отёк сердца от кашля и я уж думал, что скоро увижусь с моим и твоим отцом, да вот выскребся, вырулил наверх. А здесь ветра, холодина, воет и стучит ночами кто-то за окном, пугает этим светом, а он и без того страшнее и страшнее год от года.
Зима у нас стояла «грузинская», и все, как грузины, распустились телом и душой, ходят руки в брюки, а Сибирь — раз им фигу в нос: «Что, бляди-чалдоны, совсем забыли, где живёте?!»
Тепла нет, и весны до се нет. В горах снег, на реках лёд, на земле ни травинки, поздние подснежники высунули мохнатые рыльца и замерли — куда тут? — Астафьев с его музой-то чуть не погинул, а им, бедным цветочкам, и вовсе хана.
В деревню не переехал, делать ничего не могу, перемогаюсь. Много съел, и ещё больше всадили в меня разных препаратов, а они начали выходить рогом, и мой главный инструмент — язык так изъязвило, что и говорить, ись не могу. Сказал лишь, что бабу свою много материл в жизни, и за бабу мне и суд, и наказание особые.
Пишу письма, поздравления, иногда одну-две «затеси» сочиню, на большее сил нету, и вот сочинил письмо твоему корешу Виноградову, ты уж не сочти за труд переслать.
Саню жалко! Жалко и больно! «Никто, как русские, сам себя не губит». Ах ты, господи! Мог бы поднять его из гроба, выпорол бы прутом, приговаривая: «Береги талант! Береги себя! Оба Богом дадены свету!..»
С маем! С праздником тебя. Твой Виктор Петрович
Апрель 1983 г.
(В редакцию газеты "Московские новости")
Уважаемая редакция!
Прочитавши в № 13 «Московских новостей» полемику «историков» Василия Морозова и Александра Самсонова, - хотел бы сказать, что советские историки в большинстве своем, а сочинители и редакторы «Истории Отечественной войны» в частности, давно потеряли право прикасаться к святому слову «правда», ибо от прикосновения их нечистых рук, грязных помыслов и крючкотворного пера оно, и без того изрядно у нас выпачканное и искривлённое, пачкается и искажается ещё больше.
Вся двенадцатитомная «История» создана, с позволения сказать, «учёными» для того, чтоб исказить историю войны, спрятать концы в воду, держать и дальше наш народ в неведении относительно наших потерь и хода всей войны, особенно начального её периода. И премию составители «Истории» получили за ловкость рук, за приспособленчество, за лжесвидетельство, словом за то, что особенно высоко ценилось, да и сейчас ещё ценится теми, кто кормился и кормится ложью.
Творцы «Истории» сделали большое упущение — не догадались исправить карты военных лет — достаточно взглянуть на них, как сразу же видно сделается разительное расхождение между картами и текстом, «объясняющим», что за картами следует.
Из 12 томов «Истории», из хитромудро стряпанных книг, наш народ так и не узнает, что стоит за словами «более двадцати миллионов», как не узнает и того, что произошло под Харьковом, где гитлеровцы обещали нам устроить «второй Сталинград», что кроется за словами «крымский позор» и как весной 1944 года два фронта доблестно били и не добили первую танковую армию противника — это не для наших «историков», это для тех, кто «за морем» пишет о войне всё, что знает и что бог на душу положил. И таким образом существуют две правды о прошлой войне: одна ихняя и одна наша, но все эти «правды» очень далеки от истины. И полемики, подобные той, какую затеяли Морозов и Самсонов, споры по частностям, мелочам и ложно многозначительным, амбициозным претензиям друг к другу — ещё одна плохо замаскированная попытка крючкотворов увести в сторону, в словесный бурьян, от горьких истин и вопросов нашего и без того замороченного читателя, наш не единожды обманутый, недоумевающий народ.
Не удивлюсь, если «историкам» В. Морозову и А. Самсонову присудят ещё одну какую-нибудь премию при помощи тайного голосования.
Если единожды солгавший не может не врать, то каково-то остановиться творцам аж двенадцати томов ловко замаскированной кривды!
Инвалид Отечественной войны, писатель Виктор Астафьев
22 августа 1983 г.
Овсянка
(В.Я.Курбатову)
Дорогой Валентин!
Все твои письма при мне. Ответить абы как мне не хотелось, а на обстоятельное письмо не было ни сил, ни времени. У нас так и не было весны, да и лета тоже, вот только в конце августа распогодилось, но уже ночи холодны, туманы над горами и Енисеем густы. За лето леса, горы и почва опились влагой, выдыхают, что возможно.
