Михаил Сабаников - Письма. Дневники. Архив

Утром мне телефонируют, что П. А. болен. Спрашиваю, в чем дело, оказывается – самый прозаический понос! Уж не от волнений ли со стариком такой грех случился. Все-таки просит побывать, «если я не боюсь». (?) Приезжаю и, видя, что ничего особенного нет, подтверждаю свое намерение ехать на прииски и стараюсь условиться относительно намеченных вопросов. Но тут пошли осложнения непреодолимые: для третьей партии служащего с приисков брать невозможно, «там и так недостаток надзора и надо увеличить администрацию, вот Берг нашел, что у Шмурло упущения и пр. и пр.».

Услышав, что я все-таки предлагаю Берга послать на поиск, Биршерт с моими доводами сначала согласился, и я пошел перетолковать о том с Бергом. Но когда я вернулся, чтобы проститься с П. А., то меня ожидало новое объяснение: П. А. формально подал в отставку! Как я тогда только понял, весь проект устройства Берга на приисках проводился ради того, чтобы соблюсти иерархическую лестницу в степени подчиненности и величин окладов. С посылкой Берга на поиски этот сокровенный план, мною совершенно ранее неуловленный, рушился, и вот опять Берг является поводом к объяснению и заявлению об отставке. Всё это мне донельзя напомнило кролика Андрюшку: и по своей путанице, и по любви к жалким словам и трогательным положениям. «Вы не беспокойтесь, я всё сделаю, прослужу даже год, если это необходимо для дела», – говорил старик уполномоченный, поседевший на службе дела, лежа на одре тяжкой болезни, – «но принципам своим я изменить не могу, и я считаю необходимым заявить, что принужден выйти в отставку и т. д.» Речь время от времени прерывалась тривиальной просьбой оставить его на несколько минут, что я и делал, уходя в сад и внутренне чертыхаясь что есть силы. Надо принадлежать к кроличьей белорусской породе, чтобы затевать объяснение именно в такую минуту и в такой обстановке, с позволения сказать, между двумя горшками. И всё это опять-таки панское – белорусское ломание, через час недоразумение, кажется, было настолько улажено, что необходимости спешить с подачей в отставку немедленно уже не было. Быть может, я несправедлив, но мне кажется, немало в этом объяснении играло и желание не упустить случая для красивой, трогательной позы, желание, конечно, бессознательное. П. А. все-таки про себя думает, что у него холера началась, это уж как Бог свят! И что холеру эту он подцепил в Гирине,[29] куда ездил по делам компании. Итак, как красиво – старик чуть ли не пожертвовал жизнью ради интересов компании, а вот молодой сытый хозяин заставляет его бросить службу и не даёт ему умереть спокойно. Уж не без этого!

Однако через час всё опять было выяснено, и я уехал к себе, чтобы садиться на пароход. Из-за этой ерунды не договорились только о заведующем третьей партией, но я считал, что оставаться для этого не стоит. Прежде всего, при нездоровье П. А. трудно было бы продолжать совместные совещания, да они ни к чему бы и не привели.

Ты понимаешь, почему мне уже так от Биршертощины тошно стало. Березовского в Благовещенске нет. Он сейчас в Хабаровске

По-моему, кроме сокращения Лунгинского склада надо сократить и Благовещенскую резиденцию, конечно, если не будет работы в Маньчжурии или драг на Моготе. Мне кажется, ликвидацию организовать можно так. Зимой свезти имущество на Лунгин, весной его сплавить в Благовещенск и начать быстро распродавать, сохранив для этого временно Благовещенскую резиденцию и оставив там резидента. Управление им и контора должны быть на приисках и всё сведено до минимума. Тогда еще, пожалуй, доход будет с приисков.

Отдача приисков в аренду, по-видимому, сделана весьма непрактично. Арендаторы покупали в Благовещенске кайла (!), имеющиеся у нас во множестве, только потому, что П. А. за них слишком дорого просил. И так имущества ликвидировали при отдаче приисков в аренду слишком мало, тогда как нужно было, напротив, навязывать арендаторам наше имущество. Затем, вместо того чтобы поставлять арендаторам припасы, мы платим им деньги, тогда как на поставке им припасов можно было, по-видимому, наживать. Ну да уж что сделано, того не вернешь.

Покажи ты это письмо Соне, а то мне писать про Благовещенск больше невмоготу. Если ты письмо мое получишь в Суткове, то перешли его для прочтения Соне. Писем я в Благовещенске не получил.

Хотелось бы знать, что делают наши. Какие вести от Ник. Вас. и Ольги Алек.[30] Читал о выпуске сахара из обоих запасов и порадовался. Поклоны всем.

Твой М. Сабашников

7 июля, пароход «Благовещенск» на Зее

Ты уже знаешь, Соня, из моей телеграммы, что я отправился на Зейскую пристань, а оттуда на прииски. Еще на Ононе я получил из Москвы телеграмму обратить особое внимание на сокращение расходов. Приехав в Благовещенск и ознакомившись с отчетом за прошлую операцию, кот. пришел в Москву лишь накануне моего отъезда и с кот. поэтому я совершенно не был знаком, я увидел всю настоятельную необходимость озаботиться сокращением расходов. Своего пребывания в Благовещенске и своих попыток наметить с Биршертом необходимые в этом смысле меры описывать тебе не стану, я все это подробнейшим образом описал Сереже, и ты попроси его показать тебе это письмо. В нем небольшую порцию дела ты найдешь разведенной в огромной массе безделья, но что же делать, так было в действительности, и я лишь снял точную моментальную фотографию, которую и проявил на досуге на этом же пароходе. Скажу только, что я ясно увидел, что в Благовещенске, не побывав на приисках, я ничего не сделаю, и на четвертый день выскочил из Благовещенска, как пробка из перегретой бутыли шипучки. Я вылетел столь быстро и стремительно, что оставил в гостинице свои ночные туфли и книжку Теккерея, приготовленную для чтения в дороге. Итак, от нечего делать (я имею в виду отсутствие книжки для чтения, а не ночные туфли) пришлось перебирать в уме все виденное и слышанное. Вот я и проявил Сереже огромнейшее (прости Господи мои прегрешения!) письмо в 8 листов о Благовещенске. Затем счастливая случайность дала возможность проявить дюжину негативов, снятых мною на пути с Ононских приисков в Благовещенск. Это на твою долю пойдет. Оказывается, машинист нашего парохода – страстный любитель фотографии. Узнав, что у меня есть не проявленные негативы, он предложил свои услуги. И вот мы опускаемся с ним в трюм позади машины и начинаем колдовать. Надо тебе сказать, что жара смертная и ни воздуха. У капитана на вышке, где постоянный ветер, + 24° в тени (ты знаешь, что температуру на солнце я не меряю). Можешь себе представить, что делается в нашей импровизированной камере за машиной. Можно было проявлять и фиксировать в ногу, но, кажется, реагент неподходящий.