Александр Поповский - Вдохновенные искатели

В минуты таких раздумий взволнованная помощница являлась к ученому и с горечью говорила об утраченном счастье и покое. Ей здесь нечего делать и некуда деваться от тоски.

– Вы не должны на меня сердиться, Евгений Никанорович, – говорила она ему, – мне не усидеть здесь, я стану вам в тягость, это более чем очевидно.

Он вначале пытался отделаться шуткой.

– Вы, я вижу, не очень богаты терпением. Позвольте мне в таком случае вам ответить примером. Я, как турист, предпочитаю длинную дорогу короткой. В долгом походе рождается ритм, перестаешь чувствовать тяжесть башмаков и рюкзака, исчезает усталость, ходить становится приятно и легко. Возьмите себя в руки, пошагайте еще с нами, и душевная тяжесть сменится покоем.

– Не во времени суть, – возражала она, – мне просто здесь не по себе.

– Я понимаю вас, – пробовал Павловский успокоить помощницу, – вас влечет к природе, к прежним местам. Я, как и вы, люблю природу, но ведь мы с вами люди, дело требует жертв, и мы к ним должны быть готовы.

Павловский ошибался, они по-разному любили природу. Он мог наслаждаться, радоваться ей, порой забыв о работе, о нужных и важных делах. Солнце он любил за то, что оно греет, горы – за зрелище, открывающееся с их вершин, бурные потоки – за их силу и мощь. Ему легко было оторваться от серьезного занятия и уйти в созерцание причудливого очертания ущелья или далеко вьющегося ручья.

Она любила природу за то, что в ней жили звери и птицы, комары и москиты и в норах было множество неведомых тайн. Такие люди одинаково счастливы в пустыне, где почва горит под ногами, и на уровне глетчера, среди вечных снегов, если там водится предмет их исканий и надежд. Палящее солнце, слов нет, неприятно, но если под лучами его живут насекомые, сущность которых так важно узнать, – как это солнце не полюбить? Для нее горы тем хороши, что изобилуют норами и пещерами, в которых москиты проходят свой жизненный путь. Можно по-разному относиться к пустыне, но ей, паразитологу, пустыня милее всякого города и любой из столиц.

Они были слишком различны, эти два человека.

Ученый мысленно обрушил громы и молнии на головы «москитниц» и «комаристок», склонных привязываться к каждой норе, терять голову по всякому поводу, – и поспешил направить ее в Туркмению.

– Поедете в Каракумы, так и быть. На мою долю соберете клещей, а для себя комаров и москитов.

Ничего другого не оставалось. Не ждать же того момента, когда отчаяние подскажет ей бежать из Ленинграда к дорогим ее сердцу краям.

В глубь пустыни, за потоком Аму-Дарьи

Новая экспедиция в Каракумы имела свою предысторию.

В 1928 году воды Аму-Дарьи были пущены в пустыню для орошения ее. В течение первого лета десятки миллиардов кубометров воды углубились в пески Келифского Узбоя на пятьдесят километров, в течение второго и третьего лета – на сто двадцать пять. Юго-восточные Каракумы изменили свой облик, покрылись растительностью, заселились людьми; прибрежная полоса обросла тамариском и тростником. Даже движущиеся пески зазеленели. К необозримым озерам и болотам потянулись звери и птицы, к воде пришли лисица, волк и шакал. Стаи уток, гусей и бакланов заполнили пустыню, создавая местами птичий базар.

К обводненному участку стекались стада каракулеводческих совхозов, закладывались леса, виноградники. Последующим проектом направление канала изменили, вода получила более выгодный путь. Трассу Келифского Узбоя оставили. Величественный эксперимент гидротехников навел Павловского на мысль заняться вопросом, который все равно встанет потом: не последуют ли комары за водным потоком и не станет ли он тогда очагом малярии? Размножение комаров невозможно там, где нет водоемов для кладки яиц и личинки не могут развиваться. В безводной пустыне нет комаров, они немыслимы там, как немыслимы рыбы вне водного источника. Предстояло решить, какими средствами помешать возникновению очага губительной болезни на землях вновь освоенного края.

К этой задаче Петрищева присоединила свою. Келифский Узбой должен был стать ее оружием в борьбе, средством разделаться с учеными-противниками. Ей надоели их бесконечные сомнения, недоверие и расспросы:

– Не ошиблись ли вы, Полина Андреевна, – москиты в самом деле живут за счет зверей?

– Может быть, насекомых занесло в норы ветром? Ведь

бывает и так…

– Да нет же, – отвечала она, – вот этих москитов я выловила в норе грызуна, тех, – в логове лисицы, а вот других – среди змей. Вольно было вам держаться далеко от природы, ограничивать свои исследования человеческим жильем.

Теперь она проникнет в самое сердце пустыни и оттуда принесет им свой улов. Пусть посмеют потом сомневаться!

Маршрут был намечен на месте. Из трехсот человек, заселивших когда-то пустыню, осталось лишь трое. К ним, на метеорологическую станцию, Петрищева держала свой путь. Проводником ей служил колхозник Рахман Джуме, родом афганец, средством передвижения – ослы. От верблюда она отказалась. Он, правда, менее прихотлив, более вынослив, зато сколько с ним в дороге хлопот! На каждой остановке упрашивать гиганта опуститься на колени, затем – подняться и встать, – слишком много церемоний для занятых делом людей.

Ослов оседлали, привьючили сзади бурдюк с водой и виноград и с рассветом двинулись в путь. Прежде чем пуститься в опасную дорогу, Петрищева сдала сотрудникам отчетность, казенные деньги и адреса своих родных.

Пустыня встретила путников песчаным бураном, ослепляющим солнцем и зноем. Огромные озера и потоки, струящиеся в зеленых берегах, не остужали этого знойного дыхания неба. Ослы двигались шагом, увязая в песке, и дымка желтой пыли поднималась им вслед.

Петрищева в белом халате и белой шляпе неподвижно сидела в седле. Время от времени она соскакивала наземь, деловито подсаживалась к едва заметной норе и принималась выгребать оттуда мусор. Разложив по пробиркам добычу – клещей отдельно от насекомых, – охотница следовала дальше. У маленькой заводи ее внимание останавливали плавающая зелень с личинками комара на поверхности и следы джейрана на берегу. Ее действия искусны, движения ловки. Никто не умеет, как она, кисточкой, смоченной в спирте, ловить москита на лету. У зарослей камыша Полина. Андреевна поднимает засевших там насекомых, чтобы ими набить свои пробирки. Следы тонкопалого суслика и черепахи приводят к крошечной норке. Песчаный навес у входного отверстия и очертания низко нависшей скалы так и просятся на фотопленку. По снимку можно будет потом о многом подумать…

Как много у нее дела в пути! Вот вылетели из норы жаворонки пустыни, выползли черепахи, ушастая круглоголовка и варан – сообитатели крысы-песчанки, создавшей свой дом под землей. Они приходят сюда укрыться от зноя и передохнуть. В каждой норе свой микроклимат и мир. Когда поверхность пустыни накаляется до семидесяти градусов, тут, на глубине ста сантиметров, стоит температура украинских степей. Даже москиты чувствуют себя в норе хорошо. Сейчас именно они занимают охотницу. И неудивительно: в половине апреля, когда их нигде нет, Петрищева находит этих насекомых на каждом шагу. Счастливое место! Они, видимо, не переводятся здесь.