Анна Корниенко - Тамерлан

Жуткая история. Практически противоречащая «Уложениям» Тимура от начала до конца. С другой стороны, доказать подлинность происхождения самих «Уложений» да и особенно автобиографических записок, будто бы «открытых» в XVII веке, мы тоже не имеем никакой возможности, но как можно принять на веру сообщения о злодеяниях Тамерлана, если мы знаем, что во время чудовищной Варфоломеевской ночи 24 августа 1572 года католики в Париже с яростью, которой можно только ужаснуться, вырезали своих «братьев во Христе» и смогли уничтожить лишь три тысячи гугенотов?.. А по всей Франции (!) истребили тогда немногим более 30 ООО. Причем к этой операции католики готовились долго и тщательно. Тимур же со своим войском спонтанно уничтожал сотни тысяч человек! Кроме того, не следует забывать, что люди тогда были обыкновенной добычей, которую можно было выгодно продать! Рабы – это деньги! Кто же будет своими руками уничтожать собственное имущество? Зачем Амиру Тимуру было резать мирных жителей, если он всегда, без особых усилий, мог продать их в рабство?

Ну а во-вторых – что касается физических страданий Великого эмира: пытаясь объяснить вопиющую «жестокость» Тимура участившимися болями в раненых руке и ноге, мы просто породим некую жалкую психопатичную личность, которая, ощутив дискомфорт в конечности, тут же принимает решение с особой жестокостью вырезать сотни тысяч человек, после чего убить уйму (драгоценного!) времени и (не менее драгоценных) сил своих (тщательно перед этим отобранных и подготовленных для боевых действий!) солдат на сооружение «небоскребов» из голов и тел несчастных жертв собственного плохого самочувствия. Как-то все это не вяжется с образом великого воителя, привыкшего всю свою жизнь проводить в походных условиях, способного создать и вести за собой несметную армию, завоевывать империи и возводить города…

Что же касается предположения о «дурной» наследственности Тамерлана (базирующейся, вероятно, на факте сумасшествия Мираншаха) – не проще ли объяснить жестокое, даже если оно и было таковым, обращение с людьми сыновей и внуков великого завоевателя не генетической патологией, а элементарной распущенностью и безнаказанностью отпрысков знатного родителя, избалованных не заслуженным лично успехом чад? Разве подобное явление – редкость в мировой истории или повседневной жизни многих наших современников?.. Ведь ни у кого из детей полководца, в отличие от него самого, не было необходимости собственным «горбом» зарабатывать свое положение. И власть, и слава достались им от их отца, безусловно, великого человека. Так это или нет, знают, к сожалению, только Тимур и его потомки. Нам остается лишь предполагать. Кстати говоря, Шахрух был явно не единственным исключением из череды «жестокосердных» наследников Тамерлана. Внук императора Улугбек, безусловно выдающийся правитель и достойный человек, вообще заслуживает отдельного разговора.

А боль?.. Да. Великий эмир чувствовал боль. Он чувствовал ее почти постоянно. За долгие годы она стала частью его существа. Он так свыкся с нею, что уже не мог представить свою жизнь вне ее. Она терзала его днем, терзала ночью, терзала во сне, терзала наяву. И совсем не в давней ране, сделавшей его хромцом, было дело. Эта рана, беспрестанно кровоточащая рана его души, была получена в самой тяжелой, самой опасной и самой безнадежной битве, имя которой – человеческая жизнь. И чем больше проходило времени, чем больших высот достигал Великий эмир, тем мучительней и болезненней она становилась. Изо дня в день, из года в год в сознании Тимура крепло понимание того, что все его завоевания, все то, чего он добился, ровным счетом ничего не стоит. И что эта жизнь будет единственной битвой, в которой он никогда не сможет победить. Возможно, тесные отношения с опальными философами, а может, нечто иное, порожденное его собственной душой, посеяло горькие зерна этого тяжкого понимания, которые, пустив глубокие крепкие корни в сознании полководца, из года в год стали давать все более обильный урожай. Слышал ли Тимур о Сократе, о других великих мыслителях древности, которые всю свою жизнь пытались постичь тайну человеческого бытия, но постигли только то, что жизнь – это лишь пыль на дороге? Один порыв ветра – и ничего не осталось… Конечно, слышал. Путешественники, дервиши, факиры, ученые мужи со всех концов земли приходили к эмиру и говорили с ним о вещах, для многих недоступных. И Тимур втайне завидовал Чингисхану, которого не прельщали подобные встречи, не мучили подобные вопросы, не терзали подобные сомнения. А может быть, терзали?..

Тимур знал, какие слухи ходят о нем по миру. Они были порождением человеческого страха, который почти всегда возникает у слабого перед сильным, не более того. И, порой, играли ему на руку. Поэтому он не намеревался бороться с ними, хотя подобное положение вещей его и не радовало. Всю свою жизнь Тимур провел на острие меча. Тот, кто думает, что такой груз ответственности, какой лежал на плечах эмира, – легкая ноша, – ничего не знает о жизни. «Надевая на себя царский плащ, я тем самым отказался от покоя, какой вкушают на лоне бездействия, – говорит Тамерлан в своих «Уложениях». – Я знал состояние народа… состояние населения каждой отдельной области, – продолжает он, – Я смотрел на знатных – как на братьев, а на простых людей – как на детей. Умел приноровиться к нравам и характеру жителей каждой области и каждого города… Милосердие также имело место в моем сердце… Я всегда с уважением относился к солдатам, сражались ли они за, или против меня. Да и не обязаны ли мы признательностью людям, которые жертвуют продолжительным счастьем приходящим благам? Они бросаются в бой и не щадят свою жизнь среди случайностей… Я никогда не поддавался мстительности. Я предоставлял своих врагов правосудию Повелителя Вселенной… Добрым я воздавал добром, злых предоставлял своей участи… Открытое лицо, милосердие и доброта доставляли мне любовь народа Божия; я, друг правосудия, приходил в ужас от притеснений и жестокости…»

Был ли он зверем на самом деле?.. Иногда Тимур задавал себе этот вопрос. Разве зрелище пыток и казней доставляло ему удовольствие?.. Разве, когда по его приказу плененному врагу во время допроса лили на голову кипящее масло, ему нравились душераздирающие вопли несчастной жертвы или ему хотелось на это смотреть?.. Нет, но он был солдатом на войне. А так поступали все, кого он знал. Так поступал великий Чингис, так поступал его отец, так стал поступать и он сам. Да, он был строг, а порой и беспощаден. Но он был воином. И не мог иначе. Он творил зло во имя добра. Или того, что считал добром. Да и что такое, на самом деле, зло и добро? И кто он такой, чтобы судить об этом? Про то одному Аллаху ведомо…