Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649 - Сесили Вероника Веджвуд
Только теперь они получили вести с острова Уайт, что короля перевезли в замок Херст «без их ведома и согласия», как они уверяли. Они обсуждали перемещение короля военными далеко за полночь и с большим жаром, но все, что стало итогом их обсуждения, – это мягкое послание с выражением протеста Ферфаксу. На следующий день, 5 декабря, они приняли уполномоченных вести переговоры с королем, которые почти неделю добирались из Ньюпорта в Лондон. Такая задержка отчасти была вызвана их страхом быть перехваченными военными патрулями, которые, как им было известно, были начеку и поджидали их; чтобы избежать встреч с патрулями, они ехали маленькими группами окольными путями, что очень удлинило поездку.
Король больше не был в их власти, армия стояла на пороге, а они продолжали обсуждать вопрос о договоре. В этом пустом споре один уполномоченный, республиканец сэр Генри Вейн, заявил, что вообще не видит никакой надежды на то, что с королем можно договориться на приемлемых условиях. Ему возражали его коллеги-уполномоченные, но его весьма поддержали двое красноречивых и чрезвычайно умных члена парламента, оба армейские полковники – Джон Хатчинсон и Эдмунд Ладлоу. Но самую длинную речь произнес Уильям Прин, который полностью осудил действия и точку зрения армии и чрезмерно долго объяснял необходимость продолжать переговоры с целью заключения договора. Не будучи скромным человеком, он был убежден, что его аргументы поколебали палату общин, и большинство, что бы они ни думали по поводу его бесконечной речи, были за то, чтобы добиваться договора, несмотря на армию. После голосования за это они, по-видимому, с запозданием заметили угрожающее присутствие солдат, рыскающих вокруг: они назначили делегатов к Ферфаксу с целью сохранить «хорошую переписку» между парламентом и армией.
Главнокомандующий принял их после необычно долгой задержки и коротко предложил, что если они хотят дружить с армией, то должны уделить внимание Ремонстрации, которой никто до сих пор не занимался. Пока официальные представители палаты общин беседовали с Ферфаксом, Айртон и Харрисон обсуждали со спикером Уильямом Лентхоллом, Эдмундом Ладлоу и другими членами парламента, что делать дальше. В манифесте, отправленном в Лондон всего 48 часов назад, Айртон заявил о намерении распустить парламент и провести новые выборы. Но теперь он обнаружил, что самые верные сторонники армии в палате общин советовали – фактически, настаивали, – чтобы не было принудительного роспуска. Причиной этого было желание сохранить видимость уважения к парламенту и уменьшить шансы скатывания в анархию, которое могло произойти, если новые выборы состоялись бы.
Люди, которые все вместе разработали следующий шаг не без горячей дискуссии, в глубине души имели почти одни и те же интересы. Ладлоу и спикер Лентхолл, как и Айртон, были людьми состоятельными и хотели сохранить экономическую стабильность и общественный порядок. По крайней мере, если бы у них спросили их мнение по этим вопросам, они так и ответили бы. Но на самом деле они не очень-то раздумывали над этим, они считали это в порядке вещей. В глубине души у них вызывали сильную тревогу двуличие короля, его посягательство на права своих подданных, как они их себе представляли, и больше всего на волю Божью. Все, что они делали в течение следующих недель, вело к сохранению собственности и общественного порядка за счет жизни короля. Но не это было причиной их действий. Они толковали с глубокой, прочувствованной искренностью на религиозные, нравственные и конституционные темы и своим искренним убеждением увлекли всех чисто религиозных экстремистов, людей вроде полковников Харрисона и Прайда; осталась только относительно небольшая группа людей, которые хотели не только смерти короля, но и гораздо более далеко идущих изменений.
Поэтому теперь в этот декабрьский вечер их умы тревожил вопрос: как с наименьшими признаками незаконности они смогут взять в свои руки центральную власть. План принудительного роспуска парламента, предложенный Айртоном, казался Ладлоу и другим излишним нарушением закона. Нынешний парламент был законно созван по королевскому приказу в 1640 г. До начала войны, когда конституционная власть короля, палаты лордов и палаты общин еще функционировала без открытых нарушений, королю на рассмотрение был представлен законопроект, продлевающий деятельность этого парламента до того времени, когда он добровольно распустится сам. Король дал на него свое согласие. Поэтому, с точки зрения закона, этот парламент не могла распустить никакая внешняя сила.
Парламентарии, поддерживавшие армию, объединились с теми, которые были уступчивыми или нейтральными, сформировали достаточное меньшинство и включили в него некоторых самых влиятельных людей в палате. Спикер Уильям Лентхолл в целом был на их стороне. Была возможность – как утверждали Ладлоу и его товарищи – исключить из парламента непримиримых пресвитерианцев и при этом сохранить палату общин в достаточных размерах, чтобы она выполняла свои обычные функции. Исключение из рядов неугодных членов было к тому же знакомой процедурой: члены парламента – роялисты – и раньше изгонялись из парламента сначала по одному или по два-три человека, а позднее десятками. За последние восемь лет тем или иным способом почти 200 парламентариев были выставлены. Разумеется, они были изгнаны «изнутри», посредством голосования своих коллег. То, что предлагалось теперь, было исключением – чисткой, навязанной извне армией, и мерой более радикальной, чем доселе применяемые, но гораздо менее радикальной и гораздо более оправданной, чем роспуск.
Решение было принято, и они провели ночь 5 декабря за составлением списков тех, кого следовало исключить. Тем временем по приказу Айртона армия взяла под свой контроль улицы Вестминстера. Обученные лондонские отряды – горожане-добровольцы, которые не входили в состав армии, уже давно были обязаны патрулировать подступы к парламенту. Когда группа таких добровольцев вышла на дежурство, как обычно, в сумерки 5 декабря, то обнаружила, что их места заняты солдатами из расквартированных поблизости полков. Начались шутки, смех и обмен добродушными приветствиями, и вновь прибывшие велели лондонцам отправляться по домам, в свои лавки и к своим женам: и на будущее – они могут спокойно передать свои военные обязанности армии. Если у них даже и возникли какие-то сомнения относительно отказа от возложенной на них обязанности, то они были развеяны их командиром Филипом Скиппоном, который раньше был армейским генералом инфантерии и в течение следующих переломных дней все свое влияние употребил на пользу армии.
Еще до зари следующим утром Айртон усилил караулы вокруг здания парламента и поставил людей наблюдать за каждым входом в него. После этого он явился к Ферфаксу. Если главнокомандующий и сделал какие-то замечания к распоряжениям своего подчиненного, то
