Лада Акимова - Загадочная Шмыга
Он очень много знает, и ей с ним интересно. Правда, довольно часто бывает стыдно, что рядом с ним выглядит «малограмотной». Ну что ж, у каждого свои изъяны.
Они по-прежнему не устают признаваться друг другу в любви. И во время спектакля, если он стоит за дирижерским пультом, — тоже. Это понятно только им двоим. А разве нужен кто-то третий?
Но это все будет потом. А тогда…
— Рудька, ты представляешь! — У нее сегодня не было вечернего спектакля, и она сама кормила мужа ужином. К тому времени родители уже смогли поменять огромную комнату на Ульяновской улице на двухкомнатную квартиру на Хорошевском шоссе. — Выхожу я сегодня из театра с репетиции, сажусь в троллейбус, встаю, как обычно, на задней площадке спиной к салону. И вдруг вижу, что за троллейбусом едет «победа», за рулем которой сидит Канделаки. Троллейбус сворачивает на Хорошевку, и «победа» сворачивает. Интересно, думаю, что Канделаки нужно в нашем районе? А он, обогнав троллейбус, останавливался около остановки.
— А ты что?
— Ничего. Еще раз поздоровалась, хотя виделись в театре, и пошла домой.
Над ее рассказом хохотали оба.
— Ох, маленькая, смотри, влюбишь в себя главного режиссера.
— Ты что? Он же меня лет на двадцать старше.
— А Ярон насколько старше… — и муж назвал фамилию молоденькой актрисы, которой явно симпатизировал Григорий Маркович.
— Не знаю, не задумывалась…
С того дня она все чаще и чаще замечала следующую за троллейбусом машину Канделаки. Однажды она, как всегда, вышла из троллейбуса и пошла по тротуару. Его машина медленно ехала рядом. Первой мыслью было: «Не дай бог, мама из окна случайно увидит, что меня провожает другой мужчина! Что тогда будет?!» С таким «почетным эскортом» она ездила довольно долго.
Сначала со смехом обо всем рассказывала Рудольфу, потом перестала. Это случилось после того, как Канделаки все-таки уговорил ее покататься на его машине и они поехали гулять в Серебряный Бор.
В октябре 1956 года ей удалось выкроить немного времени для отдыха. Прошлый сезон в театре был удачным: она сыграла премьеру «Белой акации», по-прежнему пела Виолетту и готовила новую роль. Ее Чанита отличалась от тех скромных, застенчивых девчушек, которых играла до этого: она не была похожа ни на Виолетту, ни на Тосю, ни уж тем более на Саню-трактористку — самую первую ее, пусть и маленькую, роль. Чанита — непосредственная и романтичная — была уже молодой женщиной, готовой к настоящей любви. Премьера будет в новом сезоне. Она уже во время репетиций поняла, что переходит в новый класс школы воспитания характера и упорства, не менее трудную, чем школа вокального и актерского мастерства, которую ей — болезненно застенчивой с юности — приходится проходить.
Что-то начало происходить и в ее личной жизни. Она пока еще не могла сформулировать, что именно. И дело даже не в том, что Канделаки все настойчивее и настойчивее пытается за ней ухаживать и его абсолютно не волнует тот факт, что она замужем. С ней самой что-то стало происходить. В семейной жизни тоже что-то непонятное. У нее не было к мужу никаких претензий — он умный, образованный, обаятельный, талантливый. Ее первая «взрослая» любовь, ее первый мужчина. Но… у него своя жизнь, у нее — своя. В последнее время они отдалились друг от друга: она практически целыми днями в театре, он — на телевидении.
Словно предчувствуя надвигающуюся беду, однажды она произнесла:
— Рудька, поехали в Сочи, отдохнем какое-то время. Сейчас самый бархатный сезон.
— Маленькая! Ну как я сейчас уеду? Кто мне даст отпуск? Поезжай одна, отдохни.
Ох, не зря, видимо, говорят, что где-то наверху расписана вся наша жизнь. И как бы мы ни хотели, но от судьбы не уйдешь.
Муж проводил ее на вокзал, посадил на поезд, попросил передать привет подруге, к которой она ехала. На том и расстались.
А может быть, все и к лучшему, подумала она, когда выходила с переговорного пункта, — позвонила домой, сказала, что она доехала и у нее все нормально. Здесь, в Сочи, где нет ни Рудика, ни Канделаки, у нее будет время подумать над сложившейся ситуацией и принять решение — что же ей теперь делать. А может быть, все разрешится само собой. Ну надоест же когда-нибудь главному режиссеру гулять с ней в Серебряном Бору…
— Танечка! — услышала она знакомый голос. — Вот так встреча! А я и не знал, что вы в Сочи.
Она чуть не уронила корзинку, в которую только что положила купленные фрукты. Нет, этого не может быть. На сочинском центральном рынке перед ней собственной персоной стоял главный режиссер и ее партнер по новой постановке Владимир Аркадьевич Канделаки. В оперетте «Поцелуй Чаниты» он репетировал роль влюбленного в ее героиню Чезаре.
— Здравствуйте, Владимир Аркадьевич! А вы здесь какими судьбами?
— Танечка, Танечка! Весь город обклеен афишами театра. У нас гастроли. Неужели не видели?
— Я только вчера приехала. — Она пожала плечами и поправила очки своим фирменным жестом.
— Знаете что, приходите сегодня на спектакль. Посмотрите меня на сцене, вы же как актера меня, поди, совсем не знаете, только как партнера… А во-вторых, дирижирует сегодня Самосуд. Сам бог велел прийти! А вечером приглашаю на ужин.
— Спасибо, на спектакль приду, а насчет ужина — вряд ли. Я же приехала к подруге.
— Значит, приходите с подругой. Я вас жду, Танечка! А потом все вместе пойдем ужинать.
О том, как умеет «гулять» Канделаки, она уже была наслышана. Что поделаешь — грузинский темперамент и размах!
А вот как умеет ухаживать Владимир Аркадьевич, она испытала на себе.
И вдруг она нашла ответ на вопрос, который мучил ее еще в Москве: что же с ней происходит? Ответ оказался проще, чем она предполагала: она увлеклась Канделаки, в нем было то, что в народе называют «мужницкое». Плюс ко всему — умный, обаятельный, остроумный, талантливый… Личность, одним словом.
Он ничего и ни от кого не собирался скрывать. И это тоже не могло не привлечь молодую женщину. Он не собирался держать ее в роли «фаворитки», не собирался встречаться с ней втайне от своей жены. Он хотел жениться на ней.
Премьера оперетты «Поцелуй Чаниты» состоялась 29 декабря 1956 года.
Любить глубоко я могу только раз,Но когда придет этот час?Но когда придет этот час?Любить глубоко я могу одного,Но как узнать, кого? —
пела она от лица своей героини.
Как выяснилось, в театре уже все и все давно знали. А то, чего не было, допридумывали. Она слышала за своей спиной шушуканье, но старалась не обращать внимания. «Опомнись, Танечка! Зачем тебе этот старик?», «Красавица и Чудовище!», «Странная пара!» — что только ей не доводилось слышать, какими эпитетами не награждали ее и Канделаки, хотя между ними еще вообще ничего не было. Единственное, что осталось неизменным, — это поездки Канделаки за троллейбусом да их совместные прогулки в Серебряном Бору.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});