Станислав Сапрыкин - Сталинские соколы. Возмездие с небес

В 15.45 вылетели еще раз, теперь на прикрытие железнодорожной станции Можайск, куда поступают войска и грузы для создания новой линии обороны Москвы – последней. Взлетели двумя звеньями по три МиГа плюс четыре Пе-3 – новейших двухмоторных истребителей только принятых на вооружение 6-м корпусом ПВО Москвы.

Погода отличная, на высоте воздух прозрачен и чист, влажностью прибило всю пыль, хорошо видно изгибы Москвы-реки. Высоко в небе начала собираться перистая облачность – признак будущего ухудшения погоды.

На Можайск вышли на высоте два с половиной километра. Двухмоторные истребители пошли дальше за линию фронта. Мы стали в левый вираж. Чтобы лучше почувствовать самолет я отошел от ведущей пары на дистанцию сто метров и выполнил горизонтальную бочку, пристроился.

Самолеты командиров звеньев оборудованы приемо-передающими станциями, остальные – приемниками.

Через некоторое время командир группы сообщил, что видит самолеты идущие с курса двести сорок градусов выше нас. Проходим с разгоном под ними, поворачиваем боевым разворотом, идем сзади. Впереди меня двухмоторный бомбардировщик Юнкерс или Хенкель, пикирую ему в хвост и с дистанции сто метров открываю огонь. Дистанция продолжает сокращаться, и я отчетливо вижу красные звезды, нарисованные на задней части фюзеляжа. Да это же Пе-3! Двухмоторники вернулись из-за линии фронта. Я атаковал своего! Отваливаю, слыша в эфире отборный мат в свой адрес. Продолжаем патрулирование, замечаем группу одномоторных самолетов. По характерным неубирающимся стойкам шасси обутым в «лапти» определяем Ю-87. Командир дает команду выбрать цели и начать перехват. Начинаю преследование, ловлю в прицел и даю длинную очередь, Юнкерс, оставляя за собой полосу черного дыма, несется к земле. Сбит! Замечаю, что у меня растет температура и падает давление масла. Выхожу из боя и сажусь на запасной аэродром Ватулино, где стоит полк на Як-1. На устранение повреждений двигателя техники аэродрома потратили весь вечер и следующее утро. В полк я перелетел только к середине дня. К этому времени уже поступили сведения о вчерашнем бое, и о моем сбитом Ю-87, и о поврежденном Пе-3. Хорошо, что наш самолет с простреленным фюзеляжем благополучно вернулся на аэродром и экипаж не пострадал, иначе ждал бы меня суд.

5 октября в 16.15, через три часа после возвращения, опять вылетаю в составе группы из шести МиГов на прикрытие Вязьмы. Погода заметно ухудшилась, в воздухе дымка, природа вспомнила про осень, и собирает скорые дожди. Над городом на высоте четырех тысяч метров нас сверху внезапно атакует группа одно и двух моторных немецких истребителей, звенья расстроились, мимо меня прошел «двухмоторник» Ме-110. Я отстал от ведущего – отвлекся меньше чем на секунду, вспомнив вчерашний инцидент с Пе-3. до чего же они похожи! В этот момент мой ведущий был сбит Ме-109, зашедшим ему в хвост сверху на большой скорости. Немец развернулся на горке и повел свой Мессершмитт прямо на меня сверху «в лоб». Все произошло так неожиданно и на такой скорости, что я не успел понять происходящее. Я ни как не ожидал лобовой атаки, немец дал залп и ушел наверх, я выстрелил в ответ «на авось». Наступила внезапная тишина – это замолчал мой мотор. Из-под капота вырвались язычки пламени, не оставляя мне шансов остаться в самолете. У меня был выбор. пытаться сбить пламя и сажать самолет на вынужденную, рискуя обгореть или покинуть машину. Я выпрыгнул с высоты почти четыре километра. Нужно быть снайпером-парашютистом, чтобы умудриться приземлиться прямо по центру реки Вязьма, ширина которой не превышает и десяти метров, но именно так я и приземлился. Октябрьская вода была холодной и мерзкой. Я выбрался на берег абсолютно мокрым, главное было обсохнуть. Я снял всю одежду и попытался ее максимально отжать. Конечно, это не помогло и мне пришлось одеваться в мокрое. Я побрел в сторону Вязьмы в надежде встретить нашу часть, щелкая от холода зубами. Минут через двадцать я вышел на южную окраину города, не встретив никаких войск, неужели город не охраняется. Темнело. Я постучал в первую попавшуюся избу. Мне долго никто не открывал, я продолжал стучать. Дверь приоткрылась, на пороге стоял испуганный мужичок – дед лет шестидесяти. Объяснив, что я сбитый летчик, я осведомился, где находится ближайшая воинская часть или комендатура. За спиной деда показалась бабка такого же возраста. После короткого разговора старики пустили меня домой, оставив на ночлег и дав возможность высушить одежду на печке. С их слов гарнизон города состоял из заградительных отрядов НКВД и стрелкового полка, никакой тяжелой техники или крупных соединений в Вязьме не было, так как линия обороны проходила западней города.

– А что сынок, – осведомился дед, – немцы уже близко?

Я ответил, что воздушную разведку не вел, но вокруг города наши войска и никаких немцев нет.

Дед отнесся к моим словам с недоверием. Бабка ему вторила.

– В городе тревожно, ходят слухи. от Юхнова идут немецкие танки, а это, поди, верст сто по дороге.

Ночь прошла спокойно. Утром, одев высохшую пропахшую дымом русской печки одежду и позавтракав с беспокойными хозяевами, под причитания бабки опасавшейся прихода немцев, я отправился искать вяземский гарнизон. Помня свое недавнее прошлое, мне совершенно не хотелось попадать в расположение войск НКВД, но как пройти незамеченным? Ориентиром мне служили колокольни собора, вокруг него дед видел много военных. Я шел к собору уверенной походкой, словно не замечая попадавшихся на пути редких гражданских и милиционеров, в которых я подозревал сотрудников НКВД. Помня, что лучшая защита – это нападение, я первый подошел к увиденным возле собора военным и обратился по уставу к старшему по званию – коренастому широкоплечему политработнику лет сорока, имеющему нашивки дивизионного комиссара и два ордена. Ленина и Красного Знамени на груди. Как узнал я потом, это был начальник политуправления Западного фронта Лестев. Доложив, что я сбитый вчера над Вязьмой летчик, попросил содействовать в отправке меня в полк.

Проверив документы, орденоносный комиссар объяснил, что отправить меня в Москву пока нет возможности, и оставил при штабе начальника гарнизона генерала Никитина. Недоверия ко мне не было, и я облегченно вздохнул. Военные отнеслись ко мне по-товарищески, я бы сказал, что они даже обрадовались лишнему офицеру в своем строю. Штаб вяземского гарнизона находился в подвале красивого, но заброшенного собора. Во второй половине дня туда прибыло какое-то высокое начальство, совещались.

Вечерело. Поев со штабными офицерами, я сел у входа в церковь, задумавшись о своем положении. Связи с полком не было, значит, меня записали погибшим или не вернувшимся с боевого задания, не дай бог – придет похоронка матери. Как связаться с полком, вернуться обратно?