Станислав Сапрыкин - Сталинские соколы. Возмездие с небес

На какой-то станции нас пересадили в машину и повезли по городу. Я не знал Москву и не ориентировался где нас высадили. Это было здание тюрьмы НКВД. После прибытия меня поместили в одиночную камеру. Потом привели к следователю. На этот раз вел допрос капитан ГБ. Меня не били. Он потребовал, чтобы я в «сотый» раз подробно изложил свою историю, ничего нового я не рассказал. Через пару дней меня опять вызвал капитан, он был достаточно мягок, даже услужлив. Он пообещал, что устроит мне баню, горячий чай и хорошее питание, если я дам показания на полковника Гущина. Я уточнил, какие показания должен дать на снятого комдива.

– А разве Гущин не перевел тебя в Киевский округ, чтобы ты сеял в авиационных полках пораженческие настроения, занимался вредительством и перегнал к противнику наш новейший самолет?

Я ответил, что Гущина знал всего чуть больше недели, про его знакомство с моим отцом я наивно скрыл. Сказал, что при мне никаких подозрительных или пораженческих разговоров полковник не вел, а самолет я гнал не немцам, а хотел быстрее попасть на фронт, не зная, что Ковно занят противником.

Меня вернули в камеру и больше не трогали.

Через некоторое время меня отвели в баню, где я смог не только помыться сам, но и постирать одежду, затем перевели в общую камеру, в которой находилось еще человек десять. Мне повезло, в ГБшной тюрьме не было уголовников, только «политические», в основном военные в званиях до капитана. По их утверждениям, попавших за всякую «ерунду» – кого-то за самовольное оставление части, кого-то за пьяную драку или за крепкое словцо в адрес партии и правительства, допустивших такой успех противника, расцененное как «пораженческие настроения». Своих бывших попутчиков из Смоленска я не увидел, надеюсь, что у них сложилось все хорошо. Неожиданно, хотя, что тут неожиданного в тюрьме, меня вызвали на допрос. В кабинете был знакомый мне следователь и на стуле спиной к входу сидел еще один человек. Я подошел ближе, сидящий обернулся и я увидел, что это был Гущин, в военной форме, но без знаков различия. Я не знал, радоваться мне встречи или нет. Кто он, Василий Андреевич, беспричинно арестованный полковник РККА или предатель и враг народа?

Мы поздоровались. Следователь вышел, оставив нас в кабинете.

– Ну, здравствуй! – сказал Гущин. – Наслышан я о твоих приключениях.

– А я – о ваших! – ответил я осторожно.

Он грустно улыбнулся.

– Не верь слухам, все хорошо. Попрессовали и оправдали, меня должны реабилитировать. А вот командующий ВВС фронта генерал Ионов до сих пор в заключении. Когда началась война, мы первый день фашистов достойно встретили, потери были, но незначительные. В конце дня Ионов отдал приказ об эвакуации дивизии, вроде бы сухопутные войска немцев приблизились к аэродрому, тут и началось. из шестидесяти двух МиГов твоего полка в тыл перелетели шесть машин, остальные потеряли. Меня скоро отпустят, должны отправить в формирующуюся дивизию. Я как узнал. ты арестован, стал доказывать, что парень ты надежный и толковый. Тебя скоро отпустят, так что готовься, попадешь в действующую часть – и Гущин потрепал меня по-отечески за плечи.

Конечно, я был рад услышанному.

– Василий Андреевич, ответьте на вопрос. как так получилось, что немец до Смоленска дошел?

– Если бы только до Смоленска! Он уже до Ленинграда дошел и сейчас на Москву идет!

Но ничего, соберемся в кулак, остановим и погоним обратно до Германии. Столько мы к войне готовились, а вышло, что не готовы. И знали, что война будет, а не верили. И когда противник ударил, что кому делать никто не знает, связи нет, взаимодействия нет, одна часть отступает, другая контратакует. А немец пошел клиньями, и самолетов у него меньше и танков, но каждый солдат и унтер знает что делать. На прорывах, у него перевес и в воздухе и на земле, и главное – скорость, двигается быстро, наши думают, что враг впереди, а он уже обошел с флангов и зашел в тыл и рвет нас как тряпку. А победим мы их так. сейчас главное темп сбить, подтянуть резервы, стать стеной по всему фронту, всем народом, чтобы разбились об эту стену дивизии Гитлера, война то Отечественной названа, как в 1812, ты, поди, и не знаешь. Ну, есть еще вопросы, лейтенант?

– Да, товарищ полковник, которое сегодня число?

– 23 сентября!

На следующий день меня выпустили, направив в распоряжение управления кадров ВВС. Ознакомившись с моим личным делом, кадровик дал предписание в 176-й Истребительный Авиационный Полк ПВО Москвы, имеющий МиГ-3. В полку получил я новое повседневное синее обмундирование, кожаное летное пальто и шлем, моя старая форма выглядела ужасно. Я временно не был зачислен в конкретную эскадрилью, комполка майор Георгий Петрович Макаров хотел присмотреться, что это за «летчик-залетчик» прибыл к ним из тюрьмы НКВД, моим «куратором» он назначил командира ст. лейтенанта Ступаченко. Наконец, в моей жизни наступила полоса везения. За мной закрепили штабной самолет – это был новый МиГ-3 1941 года. Такие МиГи только начали поступать в части, полк получил семь самолетов. Ими вооружили летчиков в звании не младше лейтенанта. Вначале мне хотели дать «старый» МиГ из какой-либо эскадрильи, но потом, то ли не стали заморачиваться с передачей, то ли рукой махнули, короче мне повезло! С начала октября в составе полка я начал вылеты. Моему волнению не было конца. Наконец-то я вступлю в бой. Обстановка на фронте не позволяла расслабиться. Передовые танковые дивизии немцев, прорвав фронт, ворвались в Орел, Киров и Спас-Деменск, шли бои за Мценск и Юхнов. Путь на Москву врагу преградила линия обороны в районе Вязьмы, которую немцы пытались прорвать в направлении Можайска.

4 октября с утра вылетели на перехват бомбардировщиков совершающих налета на Москву. Бомбардировщиков не встретили, вернулись на аэродром. В вылете я ни как не мог справиться с внезапно охватившим меня волнением. Строй держу, самолет управляем, а ручка в руках дрожит и движения мои какие-то осторожные и одновременно не координированные. Глубоко дышу, чтобы успокоится. После посадки пытаюсь разобраться с собой, что это. неужели животный страх смерти? Нет, врага я не боюсь, он такой же человек, сеющий смерть и разрушение на моей родине, пускай он боится моего гнева. Тогда, откуда это волнение. я боюсь допустить ошибку в бою – подвести товарищей, боюсь позора, если не справлюсь с заданием. Надо взять себя в руки я ведь истребитель! Пускай не волнение, а здоровая злость, рассудительная ярость обрушится на врага!

В 15.45 вылетели еще раз, теперь на прикрытие железнодорожной станции Можайск, куда поступают войска и грузы для создания новой линии обороны Москвы – последней. Взлетели двумя звеньями по три МиГа плюс четыре Пе-3 – новейших двухмоторных истребителей только принятых на вооружение 6-м корпусом ПВО Москвы.