Николай Миклухо-Маклай - Путешествие на берег Маклая

Я нашел, что хотя микронезийская раса очень приближается к полинезийской, тем не менее присутствие в ней меланезийской примеси очень вероятно, и эта примесь выражается в большой курчавости волос, в темном цвете кожи, некоторых особенностях черепа и т. д. В иных случаях курчавость эта также значительна, как у чистых меланезийцев (несколько примеров я встретил на о-вах Пелау).[127]

На о-вах Пелау я пробыл довольно долго и мог познакомиться со многими туземными обычаями, о которых сообщено мною в «Известиях», а также побывал проездом на группе Улеай, жители которой отличаются очень богатою и разнообразною татуировкой. Направляясь к югу, я посетил о-ва Адмиралтейства, до того времени редко посещавшиеся европейцами вследствие дикости и людоедства туземцев, и пробыл довольно долго в разных деревнях туземных дикарей. Так как мне эти дикари показались в высшей степени интересными, то я уже тогда занялся изучением их языка, надеясь когда-нибудь побывать там еще, что мне потом и удалось (в 1879 г.).

На группе Луб (или Hermit) я убедился, что острова эти заселены не чистокровною меланезийскою расой, а смешанною с микронезийцами, которые живут на соседней группе Эшикье, что, до моего посещения этой местности, насколько я знаю, было еще неизвестно, так что именно здесь, на группе Эшикье, близ Новой Гвинеи, и находится граница распространения прямоволосого микронезийского племени.

Как было выше сказано, в конце 1877 г. на берегу Маклая я продолжал исследовать, по возможности, все разветвления меланезийской расы, чтобы составить полное представление о всей папуасской или меланезийской расе. В 1879 г., хотя многие обстоятельства побуждали меня вернуться в Европу, я отказался от этого и из Сиднея отправился на о-ва Меланезии. Это путешествие я совершил на американской трехмачтовой шхуне «Сади Ф. Кэллер»; оно продолжалось более года и было в высшей степени интересно.

Шхуна направилась сначала в Нумею, а потом в Южную бухту (Baie du Sud) Новой Каледонии; я осмотрел в самой Нумее и в ее окрестностях все, что было более интересно, и путешествовал внутри страны с целью ближе познакомиться с туземцами острова. Оттуда я отправился на о-ва Лойэлти, рассадник черных миссионеров для о-вов Меланезии и Новой Гвинеи, и побывал на многих островах из группы Новых Гебрид, конечно, везде отправляясь на берег, рисуя и производя антропологические наблюдения, по которым многие из туземцев Новогебридских, Соломоновых, Луизиад и др. оказались имеющими форму черепа брахикефальную (index ширины черепа превышал во многих случаях 81 и в некоторых даже 85), что доказывает, что короткоголовость имеет в Меланезии гораздо большее распространение, чем полагали.

К этому неожиданному результату меня привели многочисленные измерения голов туземцев весьма многих о-вов Меланезии. Кроме этих измерений, я собрал, где представлялась возможность, достаточное число черепов для дальнейших исследований и сравнения с экземплярами, собранными на Новой Гвинее. О других результатах этого путешествия отсылаю специально интересующихся антропологией к письму моему к профессору Вирхову, напечатанному в «Sitzungsberichte der Berliner Gesellschaft für Anthropologie, Ethnologie und Urgeschichte», или к «Известиям Русского географического общества» (т. XVII, 1881).

Побывав потом на южном берегу Новой Гвинеи и на о-вах Торресова пролива, я прибыл на северную оконечность Австралии, именно в Соммерсет, где желал ознакомиться с остатками когда-то многочисленного там населения австралийцев. С той же целью я не упускал случая дорогой вдоль восточного берега видеть, измерять, рисовать и снимать фотографии с тех немногих черных туземцев Австралии, которые скитаются, ведя самый жалкий образ жизни, в окрестностях европейских городов и селений.

Ознакомившись с австралийцами в разных местах, от мыса Йорка на севере до Гипсленда в колонии Виктории на юге, я убедился в большом однообразии типа и в отличии этой расы от меланезийской, с одной, и от полинезийской, с другой стороны. Как известно, вопрос о расе австралийцев до сих пор еще не решен: между тем как некоторые антропологи считали их принадлежащими к папуасской расе, другие причисляли их к полинезийской, наконец, Гексли выделил их особо под названием «австралоидов».

Такое разнообразие мнений настоятельно требует точного и положительного решения вопроса о расе австралийцев. Я не мог взять на себя решение этой задачи, требующей обстоятельного ознакомления с туземцами Австралии на всем протяжении этого большого острова, на что необходимо было бы посвятить года два или три путешествий. Наблюдения мои над туземцами единственно восточного берега Австралии не были достаточны для решения вопроса о расе австралийцев, однако они склоняют меня согласиться с мнением профессора Гексли, что австралийцы составляют расу sui generis.

Будучи в Брисбейне, я предпринял экскурсию внутрь страны, миль на 600 от берега, чтобы убедиться в верности слуха о существовании племени совершенно безволосых людей внутри Австралии, о чем лет 10 или 11 ранее я слыхал еще в Европе. Близ города Сен-Джордж, на р. Баллоне, я действительно отыскал несколько представителей безволосых и действительно убедился, что, кроме ресниц, тело их было совсем без волос; я узнал, что они составляют второе, а может быть, уже третье поколение таких безволосых людей.

Оказалось также, что слух о племени был утрирован, так как, кроме членов одной семьи, таких безволосых людей не было. Подробности об этом случае наследственной atrichia universalis (безволосости), который составляет интересный pendant к наследственной же аномалии, – чрезмерной hypertrichosis [128], описаны мною в письме к профессору Вирхову, напечатанном в «Verhandlungen der Berliner Anthropologischen Gesellschaft», 1881.[129]

В Брисбейне мне удалось заняться в высшей степени интересною работой – сравнительною анатомией мозга представителей австралийской, меланезийской, малайской и монгольской рас. Я воспользовался для этого казнью нескольких преступников, получив предварительно от правительства колонии Квинсленд разрешение исследовать мозг повешенных, который я мог вынимать из черепа непосредственно после смерти и делать с него фотографии, как только он достаточно отвердевал в растворе хромистого кали и спирта, дня через два или три после смерти.

Оставляя мозг лежать в спирте в черепе, пока он достаточно не отвердел, я сохранял таким образом тщательно его форму и, снимая каждый экземпляр в восьми видах (сверху, снизу, спереди и сзади, с обеих сторон, затем оба вида среднего продольного сечения), получил ряд замечательных фотографий в натуральную величину. Доброкачественностью снимков я обязан правительству Квинсленда, предоставившему мне отличную фотографическую лабораторию of the Survey Office в Брисбейне для моих фотографических работ.