Валентин Берестов - Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания

Молодые люди не спешили рассказывать о себе. Один воткнул в землю железный кол, другой привязал ишака. Странники расспросили нас про нашу работу и принялись хвалить своего длинноухого спутника.

— Умнейшее животное! Обратите внимание, как он ест.

Ишак обглодал сначала самые сухие кустики, потом кустики посвежей, а зеленые и цветущие оставил на закуску. Если его задачей было слопать все, до чего можно дотянуться, оставаясь на привязи, то нельзя не согласиться, что ишак действовал с умом.

Даже его упрямство трогало и умиляло хозяев. Они видели в этом твердый характер и самоуважение.

— Встанет — и ни с места. Но с этим можно сладить. Мы, например, садимся на корточки и начинаем переставлять ему ноги. Ишак понимает, что достоинство соблюдено, уважение оказано, и движется сам.

Путешественники открыли у ишака даже чувство юмора. Вышли они на шоссе, а там наискосок стоит сломанный экскаватор. Машины его объезжают. Ишак, видя такое дело, стал под тем же углом, перегородил дорогу и не шелохнулся, пока его не объехало десятка два машин. Это он шутил.

Воздав должное своему помощнику, молодые люди окинули взором громаду нашей крепости и соизмерили ее с ножами и кисточками у нас в руках.

Небольшой направленный взрыв, — по-хозяйски заметил один, — и порядок: ходи и подбирай находки.

— Не волнуйтесь, — утешил другой. — Нам дано указание не трогать ваших древностей. Мы их пощадим.

Эти могущественные, но великодушные деятели, оказывается, разрабатывали вариант трассы газопровода.

— Хорошая вещь — пустыня! — сказал один. — Ведешь трассу и не боишься, что кому-нибудь этим помешаешь.

— Идеальная, — согласился другой. — Ни тебе городов, ни посевов, ни водных преград.

Ишак потянулся к дальнему кусту, выдрал кол из земли и тронулся в путь. Изыскатели торопливо простились с нами.

Странная у нас работа — искать стоянки первобытного человека.

Идешь по берегу сухого русла. В руке розовая папка с белыми тесемками. На кармане ковбойки блестит английская булавка. Идешь и смотришь взором грибника в землю и по сторонам.

Разноцветных камешков, окатанных рекой много тысяч лет назад, а теперь покрытых «пустынным загаром», почти не замечаешь. Но вот наклонился, поднял узкий граненый кремень. Стоянка!

Выпрямляешься, отрываешь взгляд от земли, вынимаешь из розовой папки аэрофотоснимок, берешь булавку и смотришь то на снимок, то на извивы русла, островки, серые лоснящиеся такыры на сухих перекатах, на невысокие сиреневые горы Кульджуктау.

Здесь красиво. Дышится легче, работается веселей, видится дальше, да и ветерком обдувает. Находишь на снимке место стоянки, протыкаешь его булавкой и пишешь на обороте, рядом с булавочным отверстием, порядковый номер. И привычно остришь: «Вкалываем!»

Раскопок не нужно, об этом сама природа позаботилась. Стоянка развеяна, размыта, переотложена. Бери музейный материал голыми руками и клади в мешочки.

Чтобы заметить кремни, надо наклонить голову к плечу, взглянуть под углом, — они так и заблестят своими сколами и гранями. В косых лучах заката они играют, как елочные украшения. Как-то мы увидели это праздничное сверкание прямо с машины — стоянка сама просилась к нам в руки.

А когда оберешь стоянку до последнего отщепа, становится грустно. Вот и потускнело, навсегда померкло место, семь или девять тысяч лет хранившее следы человека.

И опять поглядишь вдаль, на горы, излуки и перекаты. Красиво. Много красивее, чем там, где никто не жил и не останавливался.

Чтобы проверить себя, я начал нарочно выискивать красивые места, куда так и тянет, где хочется постоять, оглядеться, помечтать. И почти всегда там была первобытная стоянка.

Видно, у нас с древними людьми общие вкусы, общее чувство красоты. Здесь нет мистики. Всегда можно найти разумное объяснение, почему древние выбрали для жизни именно это место, а не другое. Вот, скажем, тут береговой вал защищал стоянку от господствующего ветра, но воздушных потоков все же было достаточно, чтобы смягчить зной и отогнать мошкару, а здесь, наверное, было удобно ставить сети, причаливать долбленые лодки, видишь отсюда далеко, а сам остаешься незамеченным.

И веяние былой красоты живой реки, дюн, холмов, где людям жилось привольней, чем в других местах, как некая таинственная улыбка, дошло до нас сквозь тысячелетия, сквозь одичалую кору пустыни.

Сначала мы забили в землю гвозди. Ряды гвоздей, ориентированные по странам света, стали параллелями и меридианами стоянки, разделив ее на квадраты стороною в один метр.

У каждого из нас планшет с миллиметровкой. Раскапываем квадрат за квадратом и помечаем на плане находки: кремень — крестиком, черепок — треугольником, косточку — одной, уголек — двумя косыми линиями. Стоянка Учащи-151, на наше счастье, неразвеянная. Ищем пятна от костров и ямки от столбов — следы землянок.

Копаем мы ножами, скальпелями, метем землю кисточками. Отвал (смешно звучит это слово, когда речь идет о горсти земли) ведем совками, сыплем его в ведро. Маслянисто-черный перегной с трухою истлевшего камыша. Семь тысяч лет назад здесь было болото.

Потом ведро уносят за пределы стоянки. Один, сидя на корточках, трясет грохот с узкими ячейками, а другой не спеша сыплет туда землю из ведра. Ветер подхватывает черный прах и несет его в сторону Бухары. А на грохоте нет-нет да останется какой-нибудь кремешок, не замеченный при раскопках.

Двадцать два года назад я раскопал свой первый квадрат, гордясь романтической должностью коллектора. И вот уже десять лет езжу в пустыню прощаться с археологией. Прощание затягивается.

Снова передо мной квадрат, метр на метр. В нем обнаружилось двести кремней. Цифра рекордная для нашей стоянки. Возможно, это последняя горсть находок, которую я высыпал в бездонный карман науки.

Будет время, когда вся пустыня расцветет. Никто в этом не сомневается. Пустыня вполне к этому способна. Она доказывает это каждой весной.

Удивительная весна провожала меня. Даже пыльные бури несли с собой тонкие запахи цветов и свежей зелени.

Мы видели корову, у которой из пасти торчал букет недожеванных гиацинтов. Мы целыми охапками рвали белые и голубые лилии. Мы собирали фиалки со странными волосатыми листьями и закладывали в книжки, на память, здешние васильки с золотыми цветами. Мы любовались низенькими колючими кустами, когда они в одну ночь превратились в роскошные клумбы лиловых цветов.

На рассвете в палатке нас будил мелодичный звон и шум набегающей волны — это проходило стадо. Гремел умывальник. Что за гость к нам пожаловал? Выбегаем и видим красавца верблюда. Сбросил крышку и пьет из умывальника.