Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

Я жестом показал Стивену Тефу, что мы с ним должны идти первыми, и мы двинулись впереди других заключенных. Оказавшись в первой паре, мы пошли подчеркнуто неторопливо. Охранники не поверили своим глазам. «Послушайте! – закричал Клейнханс. – Это вам не Йоханнесбург, это не Претория, это остров Роббен, и мы не потерпим здесь никакого неповиновения. Хаас! Хаас!» Однако мы продолжали идти своим неторопливым размеренным шагом. Клейнханс приказал всем остановиться, встал перед нами со Стивеном Тефу и пригрозил мне: «Послушай, парень, мы убьем тебя, мы не шутим! И твои жены, дети и родители никогда не узнают, что с тобой случилось. Это последнее предупреждение. Хаас! Хаас!»

На это я сказал: «Вы выполняете свой долг, а мы – свой». Я был полон решимости не сдаваться, и мы этого не сделали, потому что находились уже рядом с тюрьмой. Нас провели в прямоугольное каменное здание, в большое помещение без крыши. Его пол был покрыт водой глубиной в несколько дюймов. Охранники закричали: «Trek uit! Trek uit!» («Раздевайся! Раздевайся!») Когда мы снимали с себя свою одежду, охранники хватали ее, быстро обыскивали, а затем бросали в воду. С моей одеждой, включая куртку, поступили точно так же. Затем нам приказали одеться. Предполагалось, что нам придется надеть свою совершенно промокшую одежду.

После этого в помещение вошли два офицера. Младшим из них был капитан Герик. С самого начала по одному его виду нам стало понятно, что он намеревался поиздеваться над нами. Капитан указал на Аарона Молета, самого младшего из нас четверых, очень мягкого и доброго человека, и спросил: «Почему это у тебя такие длинные волосы?» Аарон ему ничего не ответил. Тогда капитан закричал: «Я с тобой разговариваю! Почему у тебя такие длинные волосы? Это противоречит правилам. Твои волосы должны были быть подстрижены, как…» Он сделал паузу, посмотрел на меня и завершил, показав на меня: «…как у этого боя!»

Здесь я попытался вступить в разговор: «Послушайте, длина наших волос определяется правилами…» Прежде чем я успел закончить, он выкрикнул: «Никогда так со мной не разговаривай, бой!» После этого он стал наступать на меня, и я испугался: неприятно сознавать, что кто-то собирается тебя ударить, когда ты не в состоянии защититься.

Когда он был всего в нескольких футах от меня, я сказал так твердо, как только мог: «Если вы только прикоснетесь ко мне, я обращусь в Верховный суд, и после окончания судебного процесса вы станете бедны как церковная мышь». В тот момент, когда я начал говорить, он остановился и к концу моей фразы уставился на меня с немалым удивлением. Я и сам был удивлен не меньше него. Я, действительно, всерьез испугался и заговорил, понимая, что в такие моменты нужно проявить смелость вне зависимости от того, что чувствуешь в душе.

– Где твоя тюремная карточка? – потребовал он, и я протянул ее ему.

Было видно, что он нервничает.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Я кивнул в сторону тюремной карточки и ответил:

– Там написано.

Он продолжил расспрашивать:

– На какой срок тебя посадили?

Я повторил, указывая на карточку:

– Там все написано.

Он взглянул на нее и воскликнул:

– На пять лет! Тебя посадили на пять лет, а ты такой самонадеянный! Да знаешь ли ты, что значит отсидеть пять лет?

Я ответил:

– Это уж мое дело. Я готов отсидеть пять лет, но я не готов к тому, чтобы надо мной издевались. Вы должны действовать в рамках закона.

Он не знал, кто мы такие. Он оказался не в курсе дела, что мы – политические заключенные, а я – адвокат.

Занятый разговором с капитаном, я не заметил, как другой офицер, высокий, спокойный мужчина, исчез во время нашего конфликта. Позже я узнал, что это был полковник Стейн, один из руководителей тюремной администрации.

Когда после общения со мной капитан Герик уходил, он выглядел заметно более притихшим, чем в начале нашего разговора.

Когда мы остались одни, Стивен Тефу, у которого нервы были на пределе, разразился тирадой в мой адрес: «Мы спровоцировали буров! Теперь нас ждут трудные времена!» В это время появился коренастый парень, лейтенант Преториус. К нашему удивлению, он заговорил с нами на языке коса, который знал довольно хорошо. «Мы просмотрели отчеты обо всех вас, и они не так уж плохи. У всех, кроме тебя, – сказал он, кивнув в сторону Стива. – Отчет о тебе просто отвратительный».

Стивен взорвался:

– Как вы можете так со мной разговаривать? Вы утверждаете, что отчет обо мне отвратительный. Значит, вы читали его? Если вы читали мое досье, то должны были увидеть, что все мои приговоры были вынесены за то, что я боролся за права своего народа. Я не преступник. Если кто из нас двоих и преступник, так это вы.

После этого лейтенант предупредил Стивена, что предъявит ему обвинение, если тот еще раз позволит себе высказываться подобным образом. Перед уходом Преториус заявил, что намерен разместить нас в одной большой камере с окнами, выходящими наружу, а затем добавил довольно зловеще: «Однако мне бы не хотелось, чтобы вы разговаривали с кем-либо через эти окна. Это касается в первую очередь тебя, Мандела».

Камера, в которую нас отвели, оказалась одной из лучших, которые я когда-либо видел. Окна были большими, и до них можно было легко дотянуться. Мы могли видеть других заключенных и надзирателей, когда они проходили мимо. В целом наша камера была просторной, достаточно большой для нас четверых, с туалетами и душевыми.

Этот день выдался весьма утомительным, и вскоре, поужинав холодной кашей, мы все отправились спать. Я лежал на своем одеяле на полу, когда неожиданно услышал стук в окно. Я поднял глаза и увидел белого мужчину, подзывавшего меня к себе с той стороны окна. Я вспомнил предостережение лейтенанта и решился остаться на своем месте.

Однако затем я услышал, как тот парень снаружи прошептал: «Нельсон, подойди сюда». То, что он знал мое имя, заинтриговало меня, и я решил рискнуть. Когда я подошел к окну, он, должно быть, понял, что я принял его за белого, потому сразу же объяснил шепотом: «Я цветной надзиратель из Блумфонтейна». Затем он сообщил мне новости о моей жене. В газетах Йоханнесбурга было напечатано, что она приезжала навестить меня в тюрьме «Претория Локал», однако ей не сообщили о том, что меня перевели в тюрьму на острове Роббен. Я поблагодарил его за эту информацию.

«Ты куришь?» – спросил он. Я ответил, что нет, и он был явно разочарован этим. Затем я вспомнил: «Но мои товарищи курят!» Он весь просиял и обещал