Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - Коллектив авторов
Наведение порядка в Морском министерстве великий князь начал с отказа от канцелярской парадности и бумажной отчетности, которые прятали истинное положение дел. «Взгляните на годовые отчеты, – советовал великий князь чиновникам своего ведомства, – везде сделано все возможное, везде приобретены успехи… Взгляните надело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумаги, то, что есть, от того, что кажется, правду от неправды, и редко, где окажется прочная, плодотворная польза. Сверху блеск, внизу гниль…»
В ломке старого великий князь опирался на офицерский корпус флотов, считая полезной «децентрализацию» системы его управления. Поэтому и проект Морского устава разрабатывался по новому сценарию, гласно и публично. Первоначальный его вариант рассылался «по всему морскому миру», офицерам Балтийского и Черноморского флотов, и переделывался по их отзывам и замечаниям. В его принципах был учтен законодательный опыт морских стран Европы. Головнин свидетельствовал, что великий князь «приказывал составить подробные обозрения всех прежних узаконений» для сравнения с «постановлениями иностранными».
Местом, где великий князь и Головнин наиболее плодотворно работали над проектом морской реформы, стала Венеция. Бывало, в редкие перерывы между поездками «по всем европейским дворам» великий князь начинал грустить по «тихой, спокойной и рабочей жизни» в Венеции. «Этак таскаться и ничего не делать ужасно скучно. Скоро ли мы опять с тобой засядем за работу?» – писал он Головнину в апреле 1852 года.
Помимо правовых аспектов морской реформы, усилия Константина Николаевича были направлены на техническое переоснащение отечественного флота. Для этой цели тщательно изучались им «образчики» европейского кораблестроения. Во время своего пребывания во Франции в апреле 1857 года он с пристрастием осматривал адмиралтейство, поражаясь «колоссальности» размеров фрегата «Императрица Евгения» с двигателем в 800 сил для обеспечения хода в 12 узлов, заводом «с огромными станками, который составлял огромную экономию рук и работы». В чертежном отделе его внимание привлекли «детальные планы» новых кораблей. Из этих посещений он старался извлечь «во всех подробностях» все, что только может быть полезно дома, «все, что пойдет нам впрок».
Вскоре после подписания Парижского трактата (1856) и по мере накопления финансовых ресурсов началась модернизация российского флота.
Стартовой площадкой новых военных кораблей-броненосцев, оснащенных паровым двигателем, стали гавани Балтики – Петербург, Кронштадт, Стрельна, Охта. В конце 1858 года великий князь с гордостью докладывал брату-императору о фрегате «Светлана», «которым любой флот мог бы гордиться»: «Он будет носить сплошную шестидесятифунтовую артиллерию и ходит по двенадцать узлов». С азартной увлеченностью вел он будничные дела большого корабельного хозяйства, в течение дня успевая побывать на пороховом и пильном заводах, в адмиралтейских мастерских, в доках, посмотреть на переоборудование старых шлюпочных сараев, поговорить о купленных за границей «винтах и машинах» и проконтролировать, как идет их установка на стоящих под кранами судах. «В восемь утра отправился в Кронштадт, – записал Константин Николаевич в дневнике 22 марта 1860 года. – Приехавши, отправился прямо на Пороховой завод. Котлы „Гремящего“ шибко подвигаются вперед. В кузнице видел сварку второй пушки, а в токарной – сверление первой. Обошел все мастерские завода, везде большая деятельность…»
Таким ритмом достигалось многое, но не все из задуманного в морской реформе ему удалось осуществить. Ощутимым его поражением стала кадровая политика. Великому князю «не хватило поддержки» для изменения порядка выдвижения на должность по личным качествам, «не стесняясь чинами». Головнин объяснял этот неуспех тем, что противники его идеи «видели в уничтожении чинов меру демократическую, которая стремилась ко введению между людьми равенства…».
Участие великого князя Константина Николаевича в государственных делах не ограничивалось морским ведомством. В царствование брата, императора Александра II (1855–1881), он занимал посты, делавшие его одной из ключевых фигур российской политики. С 1857 года он был членом Секретного (затем Главного) комитета по крестьянскому делу (с 1860 года – его председателем); членом Финансового и Сибирского комитетов; с 1861 по 1864 год – наместником в Царстве Польском; с 1865 по 1881 год – председателем Государственного совета.
Именно единомышленники великого князя – «константиновцы» – обеспечили реализацию императором курса либеральных реформ. Помимо А.В. Головнина, возглавившего с 1861 года Министерство народного просвещения, его ближайшими сподвижниками были министр финансов М.Х. Рейтерн, военный министр Д.А. Милютин и др.
«Константиновцы» имели в некотором смысле свой печатный орган – «Морской сборник», издававшийся с 1848 года на средства Морского министерства. Добившись освобождения журнала от контроля общей цензуры, великий князь превратил его в общественную трибуну, где на рубеже 1850-1860-х годов, помимо морской реформы, широко обсуждались преобразования в других сферах государственного управления.
Со второй половины 1850-х годов центральным вопросом внутренней политики стала подготовка отмены крепостного права. Активной поддержкой идеи освобождения крестьян великий князь обеспечил себе репутацию главы «либеральной партии», «партии красных» в окружении императора. Сразу же вступил он в противоборство с председателем Секретного комитета князем А.Ф. Орловым, пытавшимся завести реформу в тупик и даже упразднить Комитет. Константин Николаевич отстаивал вариант освобождения крестьян с передачей им земли в собственность, но с сохранением общинного начала там, где этому способствовали местные условия. В тот момент такая позиция опережала готовность императора согласиться на освобождение крестьян с землей и вызывала ненависть крепостников.
Влияние великого князя на ход крестьянской реформы значительно усилилось после назначения его председателем Главного крестьянского комитета. Но этому событию предшествовала описанная А.В. Головниным ситуация серьезного психологического кризиса. В течение лета 1860 года, рассказывал Головнин, он каждую неделю сообщал великому князю сведения, собираемые им в поездке по внутренним губерниям. Туда он отправился с согласия его высочества для изучения мнения о предстоящей реформе широкого круга лиц – губернаторов, предводителей дворянства, помещиков и крепостных крестьян. Главный результат наблюдений Головнина сводился к мысли о необходимости ускоренного завершения начатого дела, о невозможности откладывать его еще на несколько лет. По возвращении Головнин нашел великого князя в Павловске в «странном расположении духа», которое его крайне огорчило и в котором он увидел влияние людей, «не любящих Россию».
В разговоре с Головниным Константин Николаевич сказал тогда, что не хочет заниматься этим делом, которое требует
