Сергей Есин - Дневник, 2006 год

2 августа, среда. Начинать приходится с трагического известия: умер Саша Щуплов. Вечером позвонил Айрат, парнишка-татарин, который жил у Щуплова и занимался хозяйством. Многих людей Саша вывел в люди, многих приохотил к литературе и научил писать. Долгие годы он руководил литобъединением в Жуковском. Он десять или одиннадцать раз побывал на Фестивале в Гатчине, а потом целый год везде шли его статьи. Такие, как он, составляют глубинную основу нашей культурной жизни. Недавно звонил, сказал, что подарит мне новую книгу… Ведь писал стихи до самого последнего дня. Так жалко!

К двенадцати часам приехал в институт. Сначала пошла детская литература, где были такой красоты девицы, что можно подумать, будто Александр Петрович выбирал их исключительно за внешность. На критике возникла редкая для Литинститута, но все время ожидаемая ситуация. У одного парня оказалась очень интересна работа по критике с точно и даже изыскано сформулированной темой «Романтический герой в декорациях ХХ века». В ней из Хименгуэя, Ремарка… Начали мальчика пытать на общую образованность и постепенно обнаружился определенный раскосяк между его реальными знаниями и эрудицией, выраженной в его письменной работе. Пошли по линии «источников». Папа — переводчик, мама — филолог с серьезным образованием… Мальчик к нам в институт не попал. Фамилии не привожу, с такой же фамилией у меня лет десять назад уже был ученик из одной писательской семьи, звали ученика Гриша. Во время собеседования с драматургами я обрел еще одну студентку в свой семинар, которая кисло проходила на драматургию, а у меня получила три «плюса». Но в последний момент все же ко мне идти струсила. И правильно сделала.

3 августа, четверг. Утром звонила Галя Кострова. Рассказала о том, что сейчас читает дневники Бунина и нашла в них некую фразу для меня. Говорили о жизни, о трагедии Распутина.

Уже несколько дней идет скандал по поводу грандиозных краж в Эрмитаже и пропаж из кладовых двухсот экспонатов. В основном это легко транспортируемые ювелирные украшения и иконы в окладах. Сегодня одна из этих икон нашлась и была показана по телевидению. Нашли ее в мусорном баке напротив управления милиции. Позвонил неизвестный и сказал, где икону в окладе следует поискать. Скандалы с кражами в Эрмитаже, не впервой. Я помню, как гасили и заминали предыдущий. Совсем еще недавно тот же Михаил Пиотровский, нынешний директор, поднял дикий крик, когда в многосерийном фильме «Бандитский Петербург» показали, как из Эрмитажа похищают ценности. Такого не может быть! Но искусство всегда разведчик.

Еще вчера «Труд», который и при новом редакторе пока остался глубинно оппозиционной газетой, дал просторный комментарий. Здесь интервью Пиотровского и других официальных лиц. Директор Эрмитажа говорит о возможной причастности к краже сотрудников. Страстно прокомментировал все это знаменитый искусствовед и реставратор Савелий Ямщиков. Я не могу утерпеть и перепечатываю этот комментарий целиком. «Для меня новая кража эрмитажных ценностей не стала неожиданностей. Когда в конце 90-х Счетная палата РФ устроила проверку Эрмитажа, то обнаружилось, что немало сокровищ, указанных в инвентарных книгах музея, попросту отсутствуют. А несколько выставок, составленных из шедевров Эрмитажа, гастролируют на Западе незастрахованными. А значит, в случае их утери, наша страна не получила бы никаких компенсаций. Меня тогда озадачила позиция директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, который заявил, что тогдашний зам. председателя Счетной палаты Юрий Болдырев, дескать, ничего не понимает в музейном деле. На что Болдырев невозмутимо ответил: «Я в музейном деле, может быть, ничего не понимаю, но вы предметы нам отсутствующие покажите. Где они?» Дело тогда замяли. Вскоре Болдырев ушел из Счетной палаты.

Могли бы подобную кражу совершить воры со стороны? Чтобы уголовники таскали «ювелирку» в таких масштабах из Эрмитажа — исключено. Это классическая кража «изнутри». Не хочу никого обвинять, но то, что в краже замешаны музейные работники, — сто процентов.

Лет 25 назад, когда Эрмитажем руководил отец нынешнего директора Борис Пиотровский, тот же Русский отдел музея уже был основательно обворован. Тогда следственная комиссия установила, что музейный хранитель подменил множество ювелирных изделий на стекляшки и преспокойно эмигрировал в Израиль. Мой приятель работал в этой комиссии, поэтому я знаю все из первых рук. Пиотровский старший тогда чудом удержался в директорском кресле…» У Саввы здесь свои счеты и резоны, ударным здесь является понятие династии, Эрмитаж становится семейным предприятием. И потом я невольно сравниваю: Антонову и Пиотровского. Последняя занята только этим своим делом.

Еще несколько дней назад по телефону дал интервью для немецкой газеты. Сегодня прислали мне предварительный текст, есть там и острые места. А чего мне терять? Я не Путин, я хранить тайны не умею.

Кашель у меня не проходит, пора идти к врачу.

4 августа, пятница. Бог меня подвигнул, и я записался к дежурному врачу Артемовой. Здесь хватка чем-то напомнившая мне невероятную пытливость А.Г.Чучалина. Правда, потом еще часа два я ждал рентгена. С вечера начал лечится. Большое нужно искусство, чтобы самому себе вкатить укол антибиотика. Мне прописали сразу пять снадобий. В три руки, потому что у В.С. действует только одна, два часа готовили фаршированные рисом и овощами перцы. Зато еда — блаженство.

5 августа, суббота. В Москве сырость, холод, все промозгло. У метро «Университет» у молодой грузинки купил два куста лилий, чтобы ехать простится с Сашей Щупловым. Вот и закончилось: с того момента, когда я услышал от покойного же поэта Володи Шпака о том, что есть очень интересный парень, поэт, который твердо ведет литобъединение в Жуковском, до звонка в четверг: умер Щуплов. Володя умер, так и не передав мне книгу с моим предисловием и не успев сказать мне «спасибо». Сколько потом в институте и в литературе встречалось мне выкормышей Жуковской школы.

У самого сил ехать за рулем не осталось, температура какая-то диковатая, скачками, между 35 и 37 градусов, несмотря на антибиотики, кашель меня сотрясает, везет Толик.

Ехали по Окружной, несмотря на субботу полную машин, долго кружили с заездом на Волгоградском проспекте. Наконец, нашли огромную территорию Госпиталя для ветеранов войны номер 2. Это уже не первый морг, который я вижу в Москве. Приглядываюсь я к ним с подозрительным вниманием. Решил, что ни в церковь, ни на кладбище, ни на поминки в «Российскую газету» не поеду.