Михаил Филин - Мария Волконская: «Утаённая любовь» Пушкина

C. П. Трубецкой — З. С. и Н. Д. Свербеевым, 4–5 апреля 1857 года: «Крепко соболезную я о Нелиньке, да и старика мне жаль. Не наказание ли здесь за гордую самоуверенность, отвергшую Промысел в судьбе человеческой?»[946]

Грустно, право, читать такие строки: ведь даже Иван Иванович Пущин, «Большой Жанно», фактически слился с толпой обвинителей и не сумел удержаться от колкостей в адрес княгини…

Развязка ужасной истории произошла уже в новое царствование. Как пишет О. И. Попова, Молчанову «пришлось искупить все ошибки и заблуждения молодости: прикованный к креслу, с парализованными ногами, впавши перед смертью в сумасшествие, он умер в 1857 году, находясь под судом»[947]. К сказанному следует, однако, добавить, что продолжавшееся судебное разбирательство о злоупотреблениях Молчанова завершилось полным оправданием усопшего мужа Нелли.

Такой итог расследования малость утешил Волконскую. Теперь Марии Николаевне хоть было что ответить лицам, которые укоряли ее в том, что она насильно выдала дочь замуж за проходимца.

Мздоимцем Дмитрий Молчанов, как выяснилось, не был — однако и счастья своей жене он так и не принес.

И этого княгиня Волконская себе никогда не простила.

Поглощенная семейными делами, Мария Николаевна все же не забывала о Пушкине.

Однажды она даже доверила бумаге любопытный комментарий к пушкинским стихам — уточнила историю создания «Демона». В письме к Д. В. Молчанову от 23 октября 1850 года княгиня, упомянув о нелюбви С. Г. Волконского к ее брату, Александру Раевскому, поведала следующее: «Он зовет его демоном, говоря, что Пушкин тоже называл его так, зная его очень хорошо (тогда как мой брат сам подал мысль поэту об этих стихах, желая прослыть демоном в глазах одной дамы, которой нравилась мысль обратить его в истинную веру)»[948].

Это сообщение Марии Волконской, где речь идет о Е. К. Воронцовой, жене новороссийского генерал-губернатора, далеко не всегда учитывается пушкинистами.

Были в иркутской жизни Марии Николаевны и другие достойные внимания биографа эпизоды.

Известно, к примеру, что в это время ссыльный польский рисовальщик Леопольд Немировский создал портрет княгини[949]. А спустя ряд лет, в 1848 году, Волконская познакомилась с другим художником — известным шведским живописцем Карлом Петером Мазером, который долго странствовал по Сибири. В ходе этой поездки он создал, помимо прочих работ, свыше 20 карандашных изображений декабристов. Некогда (в 1839 году) К. П. Мазер нарисовал Пушкина — а теперь упросил позировать и знававшую поэта Марию Николаевну.

Ее портрет, выполненный маслом, по утверждению И. С. Зильберштейна, оказался «самым примечательным по яркой психологической характеристике» в «декабристском» цикле путешественника[950]. Позже, в мемуарах, К. П. Мазер уважительно отозвался о княгине Волконской и особо высоко оценил ее «аристократическую фацию, прирожденную доброту и обворожительный дар светскости, свойственный высшему обществу»[951].

Весною 1852 года к Марии Николаевне приехала из России сестра — сорокапятилетняя фрейлина Софья Раевская. Она находилась в столице Восточной Сибири несколько недель. В письме от 14 апреля к невестке, А. М. Раевской, княгиня сообщила подробности пребывания Софьи Николаевны в Иркутске: «Вы переписываетесь с Софьей, но она, вероятно, не говорит вам о впечатлении, которое она производит здесь своим умом, своей любезностью, своим знанием света. Она и K. H. (E. Н. Муравьева, супруга генерал-губернатора. — М. Ф.) везде на первом месте и, если бы только она захотела, весь женский beau monde[952] города приехал бы ей представиться, как это делают высокопоставленные люди. Она везде первенствует своим интересным разговором, своими ясными понятиями обо всем, что делается на свете. Что касается меня — она заботится обо мне, как о ребенке, и необыкновенно добра к Мише. И Нелли получает в этом свою долю»[953].

Княгиня Волконская и ее дорогая гостья намеревались вместе «поехать на воды и проехать в Кяхту», но мы, к сожалению, не знаем, удалось ли им осуществить этот план. В любом случае Мария Николаевна была чрезвычайно довольна совместным времяпрепровождением. Самоотверженный поступок сестры, решившейся в солидном возрасте на столь трудное предприятие, растрогал княгиню. «Я ей так благодарна за то, что она приезжала ко мне в Сибирь», — писала Волконская вскоре после отъезда Софьи Николаевны[954].

Узнав о путешествии С. Н. Раевской, отправилась в 1853 году за Урал и Софья Волконская, вдова фельдмаршала и родная сестра декабриста. Долгие годы она молчала, даже не переписывалась с семьею государственного преступника — а теперь сочла за благо продемонстрировать пылкие родственные чувства. Накануне отбытия из Петербурга «от княгини Волконской была отобрана подписка о том, что она не будет входить ни с кем в переписку, не соответствующую обстоятельствам, а при возвращении не примет ни от кого писем и вообще будет поступать с тою осторожностью, которой требует положение ее брата в Сибири»[955].

Софья Григорьевна, невзирая на сдержанное с нею обхождение супругов Волконских, прогостила у них в Иркутске «целый год»[956]. «Общественным мнением она дорожит, и тому пример ее поездка в Сибирь, которой хотела покрыть ограбление меня» — так позднее оценил этот вояж С. Г. Волконский в письме к Нелли[957].

Гораздо больше удовольствия принесла ему и Марии Николаевне нечаянная встреча с И. А. Гончаровым, автором «Обыкновенной истории». Известный романист, участвовавший в кругосветном плавании на фрегате «Паллада» (1852–1854), возвращался с Дальнего Востока в Петербург сухопутным путем («берегом») через Сибирь. 31 декабря 1854 года он достиг Иркутска, где и познакомился с Волконскими и С. П. Трубецким (об этом знакомстве Иван Александрович вскользь упомянул в очерке «По Восточной Сибири»). «Никаких подробностей о встречах и беседах с декабристами Гончаров не оставил — ни в письмах, ни в воспоминаниях, — говорит современный исследователь. — О том, что беседы были, и, судя по всему, продолжительные, свидетельствует отзыв С. Г. Волконского о писателе как об умном и увлекательном рассказчике. Этот отзыв содержится в письме, которое князь (бывший князь. — М. Ф.) поручил путешественнику доставить в Москву, семейству Молчановых»[958].