Игорь Кузьмичев - Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование

Ну ладно, закругляюсь и поплетусь на почту. День больно хорош.

Будь здоров.

Посылаю тебе одну из статей, это не к тому, чтоб похвалиться, а к тому, что все-таки французы подонки, до сих пор воображают, что мы с тобой на нартах ездим и медведей стреляем, в чем публично и расписываются – полюбуйся на снимок, украшающий эту статейку.

Целую.

А «На острове» – помнишь ленинградский семинар? – наконец-таки вышел в «Знамени»[217], но в урезанном виде. Вот так, старик, – шесть лет надо ждать! Учись у меня терпению.

Отрывок включен в воспоминания «Опять название не придумывается» («Нева», 1986, № 4).

14 июня 1979. Абрамцево

Дорогой Виктор!

Вот видишь, и дожили мы до твоего 50-летия! Поздравляю тебя, хоть, собственно, поздравлять не с чем особенно, но что делать, если первый наш юбилей падает не на двадцать лет, а на пятьдесят. Утешимся хотя бы тем, что это первый юбилей, и дай тебе Бог дожить хотя бы до третьего.

Не так давно попалась мне в библиотеке твоя книжка «Соленый лед»[218], я ее прочел разом и должен тебе сказать, что давно не испытывал подобного удовольствия, молодец ты, и очень жалко, таких книжек у тебя мало, жалко особенно, если учесть, что талант во все времена редок.

Ты, видимо, из кино выбрался, а я на старости лет в него втяпался, убил два года, и, как водится, оброс «соавторами», ибо, как мне сказали, ничего я в кинематографе не смыслю. Зато они смыслят и фильм[219] выйдет фиговый, как водится, зато съемки будут на Новой Земле и я заранее предвкушаю наслаждение от вещей издавна мне милых, как то: ото льдов, полыней, тюленей, собак, могилы Баренца (там у меня Русанов с Вылкой идут вокруг Новой Земли) и прочих северных прелестей. Там и война есть, тихая война, подлодка всплывает в полынье, и немчики высаживаются на берег (им метеобаза нужна для рейдеров), так что и постреляем маленько…

Ну, и гольца поедим во всяких его ипостасях и прочие удовольствия. Вот, присоединяйся к нам консультантом, а? В августе, м. б., поедем на «выбор натуры» – присоединяйся, подышишь дней десять солеными льдами, в Арх<ангель>ске, говорят, новую гостиницу отгрохали на уровне мировых стандартов.

Мелькнуло, что у тебя в «Неве» или «Звезде» идет новая порция твоих морских рассказов[220], прислал бы, а то я тут в лесу, в Москву в кои веки выберусь…

Будь здоров, Витя, пиши больше, от души обнимаю и люблю. Если считать с 57-го года, то я тебя вот уже 22 года люблю. Не плачь.

Будешь в Москве, и выберется свободная минута, приезжай в Абрамцево! Если я затею ремонт, то проколачиваюсь тут все лето. Ехать надо с Яросл<авского> вок<зала> до станции пл<атформа> 55 км. С поезда – налево, ну а тут язык доведет[221].

141352 Абрамцево Мос<ковской> обл<асти>.

Пос<елок> Академиков, дача 43

С сокращениями включено в воспоминания «Опять название не придумывается» («Нева», 1986, № 4).

7 мая 1980. Абрамцево

Милый Витя!

Пишу тебе на авось. Книги твои, кот<орые> ты мне подарил[222], вызвали у меня массу ощущений, но я всю зиму был в говне, т. е. собирался умирать и поэтому достойно ответить тебе не мог.

А теперь, боюсь, ты снова где-то в Сингапуре.

Если ты здесь, т. е. дома, в Л<енингра>де – черкни мне хоть открытку в Абрамцево, и тогда я тебе дам! Целую тебя и люблю и до сих пор ищу письмо твое хамское[223], на которое я соответственно ответил (там было что-то о Паустовском) и не найду. А жаль. Жаль, что по пьянке расходятся люди нужные друг другу. Ну, об этом в другой раз. Обнимаю.

Адрес мой, если не забыл – Абрамцево, Мос<ковской> обл<асти>, пос<елок> Академиков. Ю. Казаков.

Помнишь – Москва, Кремль, Сталину?

С сокращениями включено в воспоминания «Опять название не придумывается» («Нева», 1986, № 4).

20 мая 1980. Абрамцево

Милый Витя!

Сто раз собирался написать тебе, но всю осень и зиму был в такой мерлехлюндии, что не писал вообще никому, не отвечал даже на письма из редакций.

Спасибо тебе, дружище, за книги, и рад сказать тебе, что талант твой значительно вырос и окреп – это помимо того, что пишешь ты о том и так, о чем у нас никто не пишет.

Получил я письмо от одного дотошного начинающего литератора, и вот он пишет, что был в Л<енингра>де специально повидать тебя и вручить свои опусы, но ты, как он говорит, болеешь и по утрам никого не принимаешь.

Что бы это значило?

И вообще как у тебя со здоровьем? И как море – распростился ли ты с ним, как грозился в своей книге[224], или опять будешь плавать? Ах, Витя, Витя! Как давно мы не видались, а это так плохо, ибо человек смертен и эта невеселая история может случиться с каждым из нас со дня на день…

Будь здоров, милый, не болей, пиши, еще раз говорю, много радости ты подарил мне своими последними книгами.

Если будет охота, черкни мне о своих делах – женат ли? Я и этого не знаю.

Обнимаю.

Письмо не публиковалось.

20 марта – 18 мая 1981. Абрамцево

Давеча[225] я забыл тебе сказать, что никакого кинотеатра – ни паршивенького, ни шикарного – на Сивцеве Вражке не было, нет и не будет. И точно так же, как Америка не простила Маяковскому Бруклинского моста через Гудзон, так и тебе Москва не простит этого кинотеатрика. Выбрось его[226]. А если он тебе нужен (расходятся люди после сеанса и т. п.), то перенеси свою комнату в другой район. Ну, а теперь о Николе-чудотворце. Это пишет профессор Лен<инградской> Дух<овной> академии Н. Д. Успенский[227], командированный в Италию. Можешь, кстати, связаться с ним, узнать разные подробности, рассказать ему в свою очередь, как ты стоял на том месте, где Магдалина мыла ноги Христу, и он тебе выставит шнапса и икорки из церковных подвалов. Итак, внимай!

«С особым благоговением почитает христианский Восток, в частности Русская Церковь, Святителя Николая Чудотворца. „Отче Николае, аще и Мирская страна молчит, но мир весь, иже тобою просвещенный, мира же благоухание и чудес множествы взывает благохвальными песньми“ – так сказано в стихаре на литии, глас 2 на день празднования кончины Святителя (6 декабря 350 года). „Мирская страна молчит…“ Некогда город с морской гаванью, Миры ныне представляют собою маленькую турецкую деревню. Промыслу Божию было угодно, чтобы останки Святителя Николая сохранились. Моряки из города Бари привезли их в свой город. (Обрати внимание, Витя, моряки!)