Флот в Белой борьбе. Том 9 - Сергей Владимирович Волков
Вооруженные таким образом, мы в первых числах июня двинулись к Березяке. На переходе была произведена опытная стрельба, давшая вполне удовлетворительные результаты. На душе стало совсем спокойно, и мы только и мечтали вновь встретиться с каким-нибудь пароходом. К Березяке пришлось подходить с лавировкой, в извилистом канале многие вехи отсутствовали. Моя шхуна, шедшая впереди, уселась на мель, да так плотно, что не было сил ее стащить. Она послужила отличным маяком опасного места, мы же перебрались на одну из многочисленных шхун, стоявших здесь без дела: рыбаки не хотели работать на большевиков и понемногу ликвидировали свои промыслы.
В Березяке я впервые связался со штабом генерала Драценко. Он продолжал продвигаться к Астрахани; здесь мне было указано в качестве следующего моего этапа – село Логань, лежащее еще миль на тридцать севернее. Пока налаживалась связь, я обследовал район водного пространства вокруг нашей якорной стоянки. Это была целая сеть узких, глубоко вдающихся в материк заливчиков и каналов – своего рода мелководные шхеры. Влияние Волги уже заметно здесь чувствовалось, и, когда с моря не дул свежий ветер, вода здесь бывала пресная и годная для питья. В глубине самого большого залива была выброшена на берег какая-то огромная деревянная буксирная баржа. Я поехал на шлюпке ее осмотреть. Она оказалась нефтеналивной, и в некоторых ее отсеках еще сохранился значительный запас нефти. Впоследствии мне пришлось этими запасами воспользоваться.
Через несколько дней в село стали прибывать небольшие воинские команды, как оказалось – пополнения для группы Драценко. Прибыл даже военный оркестр и некоторое количество интендантских грузов. Вскоре мною было получено предписание перевезти всех этих людей в Логань. Здесь же я узнал впервые о существовании и действиях партизана, штабс-капитана Склянина. Это был местный уроженец, набравший партию своих земляков, посадивший их тоже на рыбницы и в таком виде начавший беспощадную войну с большевиками. Он действовал очень лихо, и мы несколько раз встречались в море с его судами. Однако было заметно, что Склянин не очень стремится связаться с нами. По характеру своих действий его отряд очень походил на появившихся в те времена зеленых. Лично я его никогда не видал, но знаю, что он работал очень храбро и в общем был нам полезен.
Здесь же я вновь связался с Петровском. Я узнал, что за мной, тоже на трех парусных шхунах, движется мой старый приятель Кутковский, которому было поручено тянуть по берегу связь и устанавливать посты службы связи по мере нашего продвижения к северу. Наконец отсюда же я предпринял попытку связаться через Гурьев с уральцами, чтобы условиться одновременно атаковать Астрахань. Для этого я предложил двум служившим на отряде казакам, хорошо знавшим северный Каспий, попытаться пробраться в Гурьев на шхуне с моим письмом. Зная, что у генерала Драценко имеется станция беспроволочного телеграфа и что с другой стороны из Петровска тоже был послан в Гурьев пост службы связи с радиотелеграфом, я в своем письме просил Уральское командование начать движение на Астрахань с востока по получении ими моей условной радиограммы. Мои два казака охотно пошли в море с моим поручением, но судьба их осталась для меня совершенно неизвестной.
Стоя в Березяке, я получил некоторые первоначальные сведения о положении в Астрахани. Этому в значительной степени способствовал посланный капитаном Мусиенко капитан Мелешкевич. Это был замечательный человек. Храбрый, предприимчивый и приветливый, он был жестоко изранен. На левой руке у него были отрублены три пальца, и он постоянно носил перчатку. Тем не менее его боевой пыл нисколько не уменьшился. Будучи послан в мое распоряжение, он немедленно снарядил еще три шхуны, укомплектовал их частью рыбаками, частью взятыми им из разных мест солдатами и пустился за мной вдогонку. Он поставил себе целью перехватывать в море отдельные мелкие суда с коммунистами, постоянно вырывавшиеся из Астрахани и стремившиеся проникнуть к нам в тыл для агитации и пропаганды. От них он добывал всякие сведения, а наиболее опасных истреблял. Он обладал незаурядными способностями и, раздобыв где-то учебник навигации, по пути в свободное время изучал эту, дотоле ему совершенно незнакомую, науку, в чем значительно преуспел.
Чем больше я знакомился с моими сотрудниками, тем больше приходил к убеждению, что корень нации вполне здоров и что недостатка в верных, самоотверженных и преданных России людях нет. Жаль только, что мы искали их не там где следует, ибо в высших слоях и в среде так называемой «интеллигенции» их было относительно гораздо меньше, чем в народной толще.
* * *
Готовясь к переходу в Логань, я выслал вперед для освещения местности обе шхуны, вооруженные пушками, а сам вышел в море 11 июня.
Мой отряд увеличился. Для того чтобы забрать с собой грузы и воинские команды, пришлось прихватить с собой еще несколько шхун. В день нашего выступления море было как зеркало, и мы медленно подвинулись под веслами. Наше путешествие скорее напоминало пикник, чем походное движение. Взятый с собой оркестр нажаривал разные веселые вещи, люди перекликались между собой, строй не соблюдался. Пышнов и Скорописов, вышедшие на своих вооруженных пушками шхунах в полночь, ушли далеко вперед и были невидимы.
Внезапно, около 2 часов дня, далеко на горизонте показался дымок. На отряде притихли. Все взоры и бинокли впились в эту струйку дыма, в неподвижном воздухе поднимавшуюся тонким столбом к небесам. Сомнения не было: дым приближался. С нами не было наших пушек, не было и спасительной темноты, между тем дым двигался с севера и мог быть только неприятелем. Я приказал на всякий случай держаться ближе к берегу.
Вскоре показался пароход, шедший прямо на нас, и я приказал оставить позади наши грузовые шхуны и изготовиться к бою. Между тем пароход проделывал что-то непонятное. Не доходя нескольких кабельтовых до нас, он застопорил машину и начал давать свистки. Все взоры вновь направились в его сторону, и мы увидели на мостике фигуру, что-то усиленно семафорившую. «Пароход взят у большевиков и послан в ваше распоряжение. Мичман Скорописов» – вот что разобрали мы наконец. Трудно представить себе наше общее ликование, мы имели теперь настоящий пароход, на котором нам не были страшны ни штили, ни противные ветры. Вскоре наши шхуны облепили
