Всеволод Иванов - Московские тетради (Дневники 1942-1943)

31 декабря. Четверг

Написал статью "Учитель из отряда генерала Орленко" для "Учительской газеты". Затем пошел обедать, затем пошел на рынок, чтобы купить Мане шоколад к Новому году. Грязная, с вытаращенными глазами озлобленная толпа. Ну и конечно, цены тоже с вытаращенными глазами. [...] Вернувшись домой, заснул на часок, а теперь жду восьми - девяти часов, чтобы пойти в гости к Бажану и Корнейчуку. Тема разговоров в Клубе писателей - уменьшающиеся каждый день порции... Впрочем через год, говорят, и это будем вспоминать, как чудо.

И еще зашел в "Молодую гвардию" получить деньги. Холодно. Внизу, в нетопленой передней сидит швейцар. Наверху, на третьем этаже, красные, полосатые дорожки, и над ними, в холодной мгле горят похожие на планеты, когда их смотришь в телескоп, электрические шары. Наверху их какие-то мутные пятна... Я к тому времени устал, ноги едва передвигались, и мне казалось, что я иду по эфиру, и действительно разглядываю планеты. И кто знает, не прав ли был я? Во всяком случае, в этом больше правдоподобия, чем в том призрачном существовании, которое я веду.

Какой-то рыжий человек с круглым лицом сказал мне за столом:

- Мы все буддисты.

- Почему? - удивился я: вчера читал как раз книгу о буддизме, изданную в Питере в 1919 году. - Почему?

- Буддизм считает достаточным для человеческого насыщения сорок два глотка. А мы делаем значительно меньше.

- "Боже мой! Видимо, я брежу", - подумалось мне. И сейчас это кажется очень странным, тем более что недавно я записывал нечто подобное, и как раз тогда же раздался под окном автомобильный гудок. И сегодня то же самое.

1943 год

1 января. Пятница

Новый год встретил с Корнейчуком, В. Василевской и Бажанами. Куда-то ездили, сидели в избушке у жены партизана, Бажан разговаривал с дочкой, успокаивал ее. [...] Пришел домой в семь часов.

Радость и вместе с тем опасения - а вдруг сорвется - по поводу окружения немцев под Сталинградом.

Напечатана моя статья в "Гудке".

2 января. Суббота

Вечером пошел к Пешковым. Ну, тот же вежливый разговор о тех, кто у них был вчера. Е.П. рассказала о старушке: ждала прихода немцев. У старушки восемнадцатилетняя внучка. Чтобы девочку не изнасиловали, старуха решила откупиться угощением: достала пол-литра водки и селедку. Кто-то донес. Старуху посадили. Город не взят немцами и поныне, а старуха сидит.

Умер актер Новосильцев, игравший в "А. Пархоменко" роль Быкова.

3 января. Воскресенье. 4 января. Понедельник

Ничего не делаю. Читал даже мало. В голове - пустота, в душе недоумение. Зашел к Анне Павловне. Живут в холоде, голоде, а девочка Маня мечтательница. Несчастье! Вот седьмого день рождения, а что ей подарить не знаю. Тоска.

Шлепал по столице в рваных калошах и ботинках. С неба валом-валит снег, с крыш капает... И такое впечатление, как будто тебе прямо в душу.

5 января. Вторник

Зашел к Ольге Дмитриевне Форш в ее голубой особняк. [...] Сегодня есть письмо от Сергия к Сталину и благодарность Сталина, ответная. Попы пожертвовали 500 тысяч и обещают еще. По этому поводу Ольга Дмитриевна сказала:

- Мы ничего не стоим. Что вы можете пожертвовать?

- Две тысячи.

- А мне и две трудно. А протоиерей Горьковской церкви (нет, вы вдумайтесь в иронию) жертвует 100 тысяч. То ли еще будет.

- Чему быть?

- Говорят, еврейские погромы уже есть.

- Глупости!

- Ну, дай бог, чтоб глупости. А то Мариэтта (М. Шагинян) в партию записалась, я думаю - не к добру. Она плачет, радуется. Чему, дура!

Я рассмеялся.

- Верно. Ведь она-то умная, а здесь вывеска нужна, а не ум. Вот мой кузен, Комаров, у него вся спина в язвах от лишая, подхватил где-то в Монголии, цветочки рассматривал босиком, в болоте...

- Помилуйте, Ольга Дмитриевна! В Монголии болот нет.

- Высохли, что ли? Да ну их, болота! Я говорю о другом. Кстати, по поводу юбилея Ньютона хотел речь сказать. Он говорит хорошо. Не дали. По бумажке надо, говорит, читать...

- Отказался?

- Куда там, к черту, откажешься...

- Ну, почему же. Если настаивать...

- Посмотрю я, как вы будете настаивать в семьдесят лет-то...

- Я и сейчас-то не очень.

Она расхохоталась. Я побоялся, что пригласят обедать (не потому что есть не хотел, все время есть хочется), а потому что могут подумать обедать пришел, да и то Форш изумилась, что я пришел рано. А рано я пришел потому, что хочу зайти в гостиницу. Узнать - нет ли телеграмм и писем от детей, а по дороге посидеть часик - другой у Бажана.

Вчера Союз прислал мне следующую бумажку, текст которой привожу целиком: "С Новым годом, дорогой товарищ. НКТ СССР помог мне оправдать взятую на себя общественную нагрузку: зайдите, пожалуйста, в Союз писателей к Валентине Михайловне и получите 500 гр. шоколада ценой 34 руб. С приветом, О. С." Дальше неразборчиво, а жаль - надо б фамилию этого идиота записать в дневник. Шоколад выдавали в секретной комнате, по особому списку. Кашинцева чуть приоткрывала дверь и смотрела - кто стучит. Как бы то ни было, я взял шоколад с радостью и отложил его - будет чудесный подарок ребятам. [...]

Все повеселели: три дня подряд наши берут по городу.

6 января. Среда

Встреча с партизанами в санатории "Лебедь". Записывал рассказы их часов пять. Устал, писать не буду в дневник, так как почти все уляжется в статьи, кроме разве одного утверждения старика Бошко:

- Партизанить сейчас труднее, чем в восемнадцатом году. Не потому, что я старый, а потому что немец стал умнее. Он нас - расслаивает.

7 января. Четверг

Рождение Мани. Подарил ей полфунта дрянных конфет и шоколаду из того, что мне дали в Союзе. Она была счастлива и довольна. [...]

8 января. Пятница

Написал статью "Партизаны-железнодорожники" для "Гудка". [...]

Позвонил в "Новый мир" узнать о судьбе своего романа.

Говорил Дроздов.

- Я должен вам, Всеволод Вячеславович, сообщить неприятное. Щербина (редактор "Нового мира") думал-думал и решил не печатать романа. Он мотивирует тем, что роман - надуманный. Очень талантливо написано, но надуманно.

- Что же он раньше этого не сказал?

- Мне бы хотелось, Всеволод Вячеславович, чтобы вы не отвращались от нашего журнала.

- Не буду уверять вас, что я чувствую к вашему журналу восторг. Тем более, что вы ведь могли отвергнуть сразу, и не заставлять меня переделывать два месяца.

Тот что-то промямлил. Я говорю:

- Пришлите мне экземпляр.

Дроздов обрадовался, словно я его хотел смазать по роже, да промахнулся:

- Да, да, сегодня же. Какой номер вашей квартиры? [...]

10 января. Воскресенье

Вышел на часок, прогулялся. Но, к сожалению, насладиться морозом трудно - был голоден. По воскресеньям из Клуба не дают пищи и потому питаешься "что-есть", а сего весьма немного.[...] По дороге, гуляя, завернул в гостиницу - взял телеграммы - одну от Тамары, беспокоится, вторая - из Узгосиздата - требуют рукопись - иначе печатать нельзя! Бедняги! Они прочли отрывок в "Известиях" и сообщение о моем вечере, напечатанное в "Комсомольской правде", и небось решили - вот роман! Хоть бы они напечатали. Но вряд ли. Волна "надуманности" дойдет и до них.