Ромен Роллан - Жизнь Микеланджело

Свободный Микеланджело, всю свою жизнь переходивший из одного ярма в другое, переменил хозяина. Кардинал Медичи, вскоре сделавшийся папой под именем Климента VII, царил над ним от 1520 до 1534 года.

К Клименту VII отнеслись слишком строго. Конечно, как и все папы, он из искусства и из художника хотел сделать прислужников своего родового тщеславия. Но Микеланджело не приходится слишком на него жаловаться. Ни один папа так его не любил. Ни один не выказывал более постоянного, более страстного интереса к его работам[143]. Никто так не понимал слабость его воли, защищая его порою от него самого и не позволяя ему размениваться по мелочам. Даже после флорентийского восстания, после бунта Микеланджело, Климент нисколько не изменил своего расположения к нему[144]. Но не в его власти было успокоить тревогу, лихорадочность, пессимизм, смертельную меланхолию, терзавшие это великое сердце. Что значила личная доброта владыки? Это все же был владьика!..

«Я служил папам, — говорил впоследствии Микеланджело, — но делал это по принуждению»[145].

Что значило — немного славы и одно — два прекрасных произведения? Как это было далеко от того, о» чем он мечтал!

А старость приближалась, и все омрачалось вокруг него. Возрождение умирало. Рим был накануне разграбления варварами. Грозная тень скорбного бога готовилась тяжко лечь на итальянскую мысль. Микеланджело чувствовал, что близится трагический час; и он страдал, задыхался от тоски.

Освободив М, икеланджело из безвыходного положения, в котором он погряз, Климент VII решил направить его гений по новому пути, на котором он собирался тщательно за ним присматривать. Он поручил ему сооружение капеллы и гробниц Медичи[146]. Он имел намерение целиком взять его к себе на службу. Он даже предложил ему постричься, обещая бенефиций[147]. Микеланджело отказался, но тем не менее Климент VII стал выплачивать ему ежемесячное жалованье, втрое превосходящее то, о котором сам Микеланджело просил, и подарил ему дом поблизости от Сан — Лоренцо.

Все, казалось, шло хорошо, и работа над капеллой быстро подвигалась вперед, как вдруг Микеланджело покинул свой дом и отказался от жалованья Климента VII[148]. Он переживал новый приступ упадка духа.

Наследники Юлия II не могли ему простить того, что он бросил начатую работу; они грозили ему преследованием, обвиняли его в нечестности. Микеланджело безумно боялся судебного процесса; совесть ему говорила, что его противники правы и что он не исполнил своих обязательств: ему казалось невозможным принимать деньги от Климента VII, пока он не возместит всего, что им получено было от Юлия II.

«Я больше не работаю, я больше не живу», — писал он[149]. Он умолял пай у вступить в переговоры с наследниками Юлия II, помочь ему возместить все, что он им должен:

«Я продам, я сделаю все, что будет нужно, чтобы добиться этого возмещения».

Или же, чтобы ему позволили всецело себя посвятить памятнику Юлия II.

«Для меня важнее жизни освободиться от этого обязательства».

При мысли, что в случае смерти Климента VII он окажется беззащитен против преследования своих врагов, он плакал, как ребенок, и приходил в отчаяние.

«Если папа покинет меня в моем положенин, я не смогу больше оставаться в этой жизни… Я сам не знаю, что пишу, я совершенно потерял голову…»[150]

Климент VII, не принимавший особенно всерьез отчаяние художника, настаивал, чтобы он не прерывал своих работ над капеллой Медичи.

Его друзья ничего не понимали в муках его совести и уговаривали его не делать себя посмешищем, отказываясь от жалованья.

Один из них сильно его пробирал за то, что он поступил безрассудно, и просил в будущем не поддаваться своим причудам[151]. Другой писал ему:

«Мне сообщают, что вы отказались от своего жалованья, покинули свой дом и прекратили свою работу: все это мне кажется чистейшим безумием. Друг мой, кум мой, вы играете в руку вашим врагам… Не думайте больше о гробнице Юлия II и берите жалованье; ибо вам дают его от чистого сердца»[152].

Микеланджело упорствовал. Папское казначейство сыграло с ним шутку, поймав его на слове: оно прекратило выплату жалованья. Несчастный, попав в безвыходное положение, был вынужден через несколько месяцев снова просить того, от чего он отказался. Сначала он сделал это робко, стыдливо:

«Дорогой мой Джованни, перо всегда храбрее языка, потому я письменно вам излагаю то, о чем я много раз хотел поговорить с вами на этих днях и все не решался выразить вам на словах: могу ли я еще рассчитывать на жалованье?.. Если бы я был уверен, что больше не буду его получать, это ничего не изменило бы в моих намерениях: я продолжал бы по мере сил работать для папы; но сообразно с этим я устроил бы и свои дела»[153].

Потом, угнетаемый нуждою, он повторяет свои попытки:

«По здравом размышлении я понял, насколько в этой работе для Сан — Лоренцо заинтересован папа, и раз его святейшество сам мне. назначил жалованье с той целью, чтобы я с большим удобством мог быстро ему служить, то не принимать этого жалованья значило бы замедлять работу; итак, я изменил свое мнение, и теперь я, который до. с, их пор не Просил этого жалованья, сам прошу его по Причинам, которых больше, чем я могу написать… Прошу вас выдать его м. не, считая с того дня, как оно мне назначено… Сообщите мне, в какой день вам удобнее, чтобы я его получил»[154].

Его решили проучить: письмо осталось без ответа. Два месяца спустя он еще ничего не получил. Впоследствии он вынужден был не раз требовать жалованья.

Он работал, мучая себя все время; он жаловался, что заботы мешают его воображению:

«…Огорчения сильно влияют на меня… Нельзя, чтобы руки были заняты одним, а голова другим, особенно в скульптуре. Говорят, что все это должно меня возбуждать; но я говорю, что это — плохие возбудители, которые располагают скорее к тому, чтобы повертывать обратно. Вот уже больше года, как я не получаю жалованья, и я борюсь с нищетою; я очень одинок среди моих невзгод, а у меня их столько, что они занимают меня больше, чем искусство; я не имею средств держать кого‑нибудь в услужении»[155].

Климент VII иногда показывал, что растроган его страданиями. Он благосклонно выражал Микеланджело свое расположение. Он уверял его, что милость его продлится «все время, пока он будет жив»[156]. Но неисправимая ветреность Медичи брала верх: вместо того, чтобы разгрузить Микеланджело от части его работ, он давал ему новые заказы: между прочими, нелепого «Колосса», в голове которого помещалась бы колокольня, а рука была бы трубою[157]. Микеланджело некоторое время должен был обдумывать этот несуразный замысел. Кроме того-, ему постоянно приходилось выдерживать стычки со своими рабочими, каменщиками, грузчиками, (которых старались соблазнить предтечи проповедников восьмичасового рабочего дня[158].