Максим Чертанов - Диккенс

Биографы единодушны: он ее «по-настоящему» не любил. Фред Каплан[9]: «Сформированный холодностью его матери, затем отказом Марии, Чарлз искал женщину, для которой он будет центром мира, женщину, чьи чувства и действия вращались бы вокруг его потребностей. Он также хотел семью, которая обеспечит близость и стабильность, каковых в его собственной семье недоставало». Клэр Томалин[10]: «Он видел в Кэтрин привязчивость, покладистость и физическую привлекательность и вообразил, что любил ее. Она не была умна, как его сестра Фанни, но это, возможно, было частью ее очарования: глупенькие женщины в его книгах обычно желаннее, чем умные, компетентные. Он хотел быть женатым. Он не хотел иметь жену, которая разбудит его воображение».

Уилсон: «Ухаживания Диккенса, нет сомнения, активизировали ее [Кэтрин] духовную жизнь больше, чем он или она могли ожидать. Она оказалась способной шутить, выдумывать каламбуры, изобрести порой что-нибудь абсурдное и неожиданное… Однако по мере того как проходила влюбленность, их веселая дружба постепенно слабела и, напротив, выявлялось различие характеров. Многое с самого начала говорило, что их брак не будет удачным. Хогарты, конечно, были интеллигентны, но хозяйство велось у них беспорядочно, чистоты в доме не было; Диккенс же совершенно иначе представлял себе свою жизнь в период, когда добьется успеха, и терпеть все это был не намерен. Он положил много сил на то, чтобы обрести внутреннюю дисциплину, которая навсегда исключала опасность жить подобно родителям — транжирить без зазрения совести, а потом кое-как сводить концы с концами. Он и жене готов был помочь добиться подобной же самодисциплины и расстаться с богемными привычками родного дома. И он этого добился — но не столько помог ей, сколько заставил ее, подавил, и заодно — это была дорогая расплата — вытравил в ней индивидуальность, которая когда-то его привлекла».

Пирсон: «Марию Биднелл он любил неистово, как человек, который томится по любви. Когда Мария отвернулась от него, можно было почти наверняка предположить, что первая женщина, которая ответит на его чувство, станет его женой. Из дочерей Хогарта на выданье была только Кэтрин, а так как никакими яркими особенностями она не отличалась, то именно ей и было суждено сделаться миссис Чарлз Диккенс…» И еще от Томалин: «…решение о браке было принято из соображений сексуальной гигиены, внутреннего комфорта и приятельских отношений».

Все это выглядит вполне убедительно: отвергла любимая — взял первую попавшуюся, тем более что, возможно, Кэтрин первая к нему потянулась. Но мы почти ничего не знаем о Кэтрин: большинство писем опять-таки не выжило. Может, она вовсе и не была глупа. С чего бы девушке из такой интеллектуальной семьи быть глупой? Ее биограф Лилиан Найдер[11] утверждает, что она была очень развита. И Чарлз ее глупой не считал: посылая ей книги, например написанное знаменитым биографистом Сэмюэлом Джонсоном жизнеописание поэта Ричарда Сэведжа, писал: «Не сомневаюсь, что тебе с твоим вкусом это должно очень понравиться». Но, в конце концов, какая разница, глупа девушка или умна? Для любви это все равно… И почему мы так уверены, что он не мог вскоре после одной девушки сильно влюбиться в другую? Молодой парень, кровь горячая, так очень часто бывает и с обыкновенными людьми, и с великими… Впоследствии он говорил, что несходство его и Кэтрин характеров обнаружилось сразу после свадьбы, но это скорее довод в пользу того, что он женился по влюбленности, а не расчетливо искал «подходящую».

Карьера обычно строится так: одна полезная связь тянет за собой другие. Автор исторических романов Уильям Эйнсворт пришел в офис «Кроникл», познакомился с Диккенсом и в свою очередь познакомил его с издателем Джоном Макроуном — тот пленился очерками Боза и захотел их издать; Эйнсворт же свел его с художником Крукшенком, писателем Бульвер-Литтоном… Все идет в гору, вот только отец опять арестован за долги; на сей раз Чарлз сумел собрать деньги, чтобы того не посадили. Он уладил отношения с кредиторами, снял для семьи квартиру по средствам, но жить с ними больше не захотел и вдвоем с любимым братом Фредериком переехал в доходный дом на Фернивалс-Инн: 35 фунтов в год, три комнаты и чулан. С деньгами в тот период было так скверно — нормальной обуви не купить.

В январе 1835 года он ездил по командировкам, в конце месяца поступил к Хогарту в штат «Ивнинг кроникл» и следующие очерки печатал там: описывал лавки, театры, стоянки, кабаки, дилижансы, все без пафоса, с очаровательным юмором. «По-видимому, никто никогда не устанавливал точного числа пассажиров, на которое рассчитан наш омнибус. Но у кондуктора явно сложилось представление, что он с легкостью может вместить столько людей, сколько удастся заманить в него. „Места есть?“ — кричит потный, запыхавшийся джентльмен. „Мест много, сэр“, — отвечает кондуктор, чуть приоткрывая дверь и утаивая истинное положение вещей до тех пор, пока несчастный не вскочит на подножку. „Где же они?“ — спрашивает одураченный пассажир, делая слабую попытку спрыгнуть на землю. „Да где угодно, сэр, — говорит кондуктор, вталкивая его в омнибус и захлопывая дверь. — Трогай, Билл!“ Отступление отрезано; новый пассажир долго тычется во все стороны, потом привалится где-нибудь да так и едет… Один желчный старичок с пудреными волосами всегда сидит у самой двери, справа, сложив ладони на ручке зонтика. Он очень сердитый и садится на это место нарочно для того, чтобы не спускать глаз с кондуктора и всю дорогу препираться с ним. Он услужливо помогает пассажирам войти и выйти и всегда рад потыкать зонтиком в кондуктора, если кто-нибудь хочет сойти. Дамам он обычно советует сразу протягивать заранее приготовленные шесть пенсов, чтобы не задерживать отправку; а если сосед опускает окно, до которого старичок может дотянуться, он тут же снова подымает его».

В начале мая Чарлз сделал предложение, и Кэтрин его приняла. «По-настоящему» он ее любил или нет, но ему явно хотелось проводить с ней как можно больше времени. Несмотря на безденежье, он снял еще одну квартиру — в нескольких минутах ходьбы от дома Хогартов. Когда он проводил поздние вечера за работой в парламенте, то просил, чтобы она с утра к нему приходила — приготовить ему чай и позавтракать вместе. (Она для приличия брала с собой младшую сестру Мэри.) «Моя дорогая мышка, моя милая родная свинка, приходи, когда я закончу работу, я понимаю, что это ребяческое желание, но мне так хочется видеть и слышать тебя, как только я проснусь…» «Ты будешь завтракать со мной — я не буду вставать, пока ты не разбудишь меня…» «Я уверен, что ты и Мэри позавтракаете со мной этим утром — отговорки не принимаются». Эту последнюю записку приводят как доказательство его властности и даже грубости по отношению к Кэтрин, но, на наш взгляд, ничего крамольного тут нет: может, он и Марии Биднелл, согласись она стать его женой и будь он в ней уверен, писал бы «отговорки не принимаются…».