Музыка и ты. Выпуск 9 - Алиса Сигизмундовна Курцман
Теперь, когда Алексей приезжает в Москву или Петербург, выполняя поручения отца, он часто навещает своих новых знакомых. Благодаря рекомендации Станкевича и Белинского он был принят в домах известных литераторов. Он знакомится с поэтами П. А. Вяземским и В. А. Жуковским, писателями и критиками В. Ф. Одоевским и В. П. Боткиным, художниками К. П. Брюлловым и А. Г. Венициановым, актерами П. С. Мочаловым, М. С. Щепкиным. Круг знакомств расширяется.
Можно представить себе, как неловко себя чувствовал поэт в этом обществе блистательных людей России во время первых своих приездов в Москву и Петербург: и одежда-то у него не дворянская, а длиннополая купеческая, и волосы-то подстрижены по-мужицки «в кружок». Стесняясь скудного своего образования, боясь сказать что-нибудь не так, он глядел куда-то в сторону. «Умные выразительные глаза его смотрели как-то сурово», — вспоминал один из современников А. Кольцова, журналист и переводчик М. Катков. В обществе Алексей больше молчал да слушал.
Но новые знакомые поэта сумели увидеть в этом белокуром приземистом прáсоле и пытливый ум, и жажду знания. Они были захвачены силой его самобытного, истинно русского поэтического таланта, почувствовали глубинные корни его стихов. Невиданным ранее чудом показались Белинскому крестьянские стихотворения Алексея Кольцова: не забитый крепостной раб глядел на них из этих стихов, а вольный, свободный землепашец, полный богатырской мощи, прекрасный в любви к родной земле и к своему крестьянскому труду! «До сих пор, — писал Белинский, — мы не имели понятия об этом роде поэзии, и только Кольцов познакомил нас с ним!»
Покоренный могучей силой, размахом, песенным разливом его стихов, художник А. Г. Венецианов написал картину «Косарь» и подарил ее поэту.
Раззудись, плечо!
Размахнись, рука!
Ты пахни в лицо
Ветер с пóлудня!
Освежи, взволнуй
Степь просторную!
Зажужжи, коса,
Как пчелиный рой!
Строки из стихотворения Алексея Кольцова «Косарь» стали эпиграфом к одной из музыкальных пьес П. И. Чайковского в альбоме «Времена года» — «Песнь косаря» (июль). Другим стихотворением поэта «Урожай» навеяна пьеса «Жатва» (август):
Люди семьями
Принялися жать,
Косить пóд корень
Рожь высокую,
В копны частые
Снопы сложены;
От возов всю ночь
Скрыпит музыка.
В. Г. Белинский называл стихотворение «Урожай», которое с такой любовью описывало труд крестьянина в поле, «светлым праздником» поэта.
Виссарион Григорьевич Белинский стал наставником и другом Алексея Кольцова. «Я обязан ему всем, — писал поэт, — он меня поставил на настоящую дорогу». Белинский радуется пытливости поэта, его желанию разобраться самому во многих сложных для него вопросах. Как трудно было ему понять горячие философские споры, которые велись на собраниях в кружке Станкевича и Белинского. А ведь пытался же вникнуть, осознать и откликнулся на это глубокими, проникновенными стихотворениями — думами, стройными, гармоничными, как звучные музыкальные аккорды. Он увлекся философскими идеями Белинского, и теперь уже ему казалось, что даже солнце горит огнем человеческой мысли. Везде она, бессмертная мысль человека:
В глубоком сне недвѝжимого камня;
В дыхании былинки молчаливой;
В полете к облаку орлиных крылий;
В судьбе народов, царств, ума и чувства, всюду
Она одна — царица бытия!
(Из думы А. Кольцова «Царство мысли»)
Белинский ценит и замечательные человеческие качества поэта: «Когда приехал ко мне Кольцов, — пишет он в одном из писем, — я точно очутился в обществе сразу нескольких чудеснейших людей. Экая богатая, благородная натура!»
Приезжая в Москву или в Петербург, Алексей впитывает в себя всё, что слышит вокруг. Он много читает, ходит в театр, в оперу. Он слушает оперу М. И. Глинки «Иван Сусанин» (тогда ее называли по-другому — «Жизнь за царя») и начинает собирать оперные либретто, мечтая написать либретто русской оперы.
Алексей посылает в Воронеж сестре Анисье книги и ноты музыкальных произведений, которые ему особенно нравились. Среди них — тетрадь песен Франца Шуберта и его баллада на стихи И. В. Гёте «Лесной царь». В письме к сестре, с которой Алексей был тогда дружен, он пишет о знаменитой итальянской певице Джудитте Пасте: «...Что за голос, что за музыка, что за звуки, за грация, что за искусство, что за сила, за энергия в этом голосе роскошного Запада! Если б ты слышала! Чудеса! Диво дивное, чудо чудное! Я весь был очарован, упоен ее звуками; кровь вся в жилах кипела кипятком!»
В доме литературного и музыкального критика Василия Петровича Боткина, где часто собирались литераторы, артисты, художники, музыканты, Кольцов слушает игру известного пианиста Л. Ф. Лангера и откликается на нее стихотворением. Внизу стихотворения «Мир музыки» он пишет: «Москва, вечер музыкальный у Боткина. 20 июня 1838 г.».
Уже первые три строфы стихотворения говорят нам, как тонко он чувствовал музыку, как зажигала она воображение поэта:
В стройных звуках льются песни
Гармонической волной;
По душе волшебно ходят
И проходят с быстротой.
Полечу я вслед за ними;
Погружуся в них душой;
В очарованном забвенье
Позабуду мир земной.
Сколько звуков, сколько песен
Раздалося вновь во мне!
Сколько образов чудесных
Оживилось в вышине!..
Источником поэтического вдохновения были для Кольцова и стихи А. С. Пушкина, который воплощал в себе для него идеал поэта и человека, он называл его «солнцем поэзии русской». Они виделись несколько раз. Пушкин принимал Кольцова у себя в петербургском доме на набережной Мойки. Разговаривал с ним Пушкин сердечно. Советовал собирать народные песни, пословицы, поговорки, и Кольцов впоследствии выполнил этот совет. На прощанье подарил Алексею книгу своих стихов с дарственной надписью.
Смерть А. С. Пушкина потрясла Алексея Кольцова. Его памяти Кольцов посвятил свою балладу «Лес» и в ней сравнил поэта с героем русских сказок — могучим заколдованным богатырем Бовою, превращенным в лес. Последние строки баллады полны горячего сочувствия к трагической гибели Пушкина:
Знать, во время сна
К безоружному
Силы вражие
Понахлынули.
С богатырских плеч
Сняли голову —
Не большой горой,
А соломинкой...
