Дмитрий Петров - Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Подборку скроили по знакомым советским «сатирикам» лекалам клеветы и травли. Возможно, она – своего рода ответ на шутку Аксенова о визите Горбачева в вашингтонский магазин: вы-де всё шуточки шутите, господин писатель, а вот гляньте, что думают о вас советские люди. Вряд ли она сильно задела Василия Павловича. Скорее всего, не больше суждений Бакланова, Ефремова и Ульянова о «письме десяти». Другое дело, что этот шаг легко читался как предостережение от попыток возвращения: даже не думай.

А он и не думал. В Штатах все шло хорошо. Аксенов пробовал перо в англоязычной эссеистике, полагая, что этот жанр близок интеллектуальной Америке. 10 марта 1985 года в New York Times Book Review выходит текст «Успех и советский писатель». В нем Аксенов размышляет о труде и месте сочинителя в Советском Союзе. О том, что мало-мальское бытовое и денежное благополучие обусловлено в СССР не талантом, не дисциплиной, не творческими озарениями и даже не тиражами, а хорошими отношениями с начальством. В то время как большие тиражи, различные привилегии, звания, премии и формальный почет в целом не требуют больших способностей и ярких произведений. Мало, что ли, издавали Анатолия Софронова? Но много ли у него читателей? Ломятся ли зрители на спектакли по его пьесам? Уважают ли его собратья по цеху? Да, ему, как и другим лояльным авторам, покровительствует власть, но успех ли это?

При этом популярные и способные авторы ни премий, ни огромных тиражей, ни государственных наград не сподобились, а многие вообще оказались за рубежом. А ведь их книги в магазинах были редкостью – разлетались на раз. Их книги доставали, достают и сейчас. Это ли не успех? Вот такой парадокс: в хорошо организованном обществе подлинная популярность не означает благосостояния. Не говоря уж о богатстве.

14 апреля того же года New York Times Magazine публикует другое его эссе, «Изгнание в литературной Америке», – об успехе в США. В нем Аксенов утверждает, что литература в Америке, как и в СССР, находится в подчиненном положении. Но только не партии и ее обслуге, а прибыли – мощному ограничителю творческого экспериментирования.

Тем не менее эксперимент и авангардный поиск остается присущ его произведениям. Он как бы работает впрок, зная, что больших тиражей и больших денег в Штатах не получит. Он предчувствует: это издадут и купят в России. Хотя и не верит.

Меж тем с 28 июня по 1 июля 1988 года граждане СССР наблюдали по ТВ уникальное зрелище: часть делегатов XIX конференции КПСС сняли предписанные партийным этикетом пиджаки, уж больно жарко стало в зале – Горбачев объявил о смене политического курса.

Сотни людей на улицах не отрывали от уха транзисторы, слушая дебаты. Но не все тогда поняли: настал исторический момент – лидер КПСС и хозяин красной державы, продолжая ревизию их истории, переходит к постепенному демонтажу и того и другого.

– Уходит, линяет Советский Союз… время его прошло… Не могу! Не верю! – кричит в «Бумажном пейзаже» Фенька Огарышева. Аксенов не кричит. Но тоже не верит.

Глава 5

Да здравствует Республика!

1

Помнишь, товарищ,Ты Афганистан,Зарева пожарищ,Крики мусульман… —

такую песенку поет один из героев «Скажи изюм».

15 февраля 1989-го Афганистан и впрямь становится тяжким воспоминанием. Советские военные уходят домой. Этот шаг, как и возвращение Андрея Сахарова из ссылки и постепенное освобождение политических заключенных, побуждает Аксенова всё больше доверять Горбачеву и другим советским реформаторам. Он всё чаще думает о возможности возвращения. Пусть еще не ясно, в какую страну, – контуры тоталитарного режима хоть и медленно, но размываются, абрис новой страны пока не виден. Но что касается литературы, тут определенность полная: покинув советскую литературу, русскую он не оставлял никогда. Держался за нее в самые трудные времена. Больше того, так же как уходившие за рубеж «белые» уносили с собой в душе свою Россию, Аксенов сердцем жил в России собственной – юной республике 17-го года. Самой свободной на тот момент стране мира. И мечтал о ее продолжении. И это побуждало его живо интересоваться всем, что совершается дома.

В 1989-м явилась возможность увидеть многое своими глазами.

Давний знакомый, сосед, посол США в Москве Джек Мэтлок[236] пригласил в гости. В Москву. В посольство США. Очевидно, это был фрагмент политики наведения мостов и визит был заранее согласован с советскими инстанциями. Иначе Аксенову никогда не дали бы визу. Ведь и в инстанциях многое менялось, и места мастаков по стряпанию хамских «писем деятелей культуры» и «откликов трудящихся» занимали люди, наделенные здравым смыслом и трезвым политическим расчетом. Они знали: смене социально-политической парадигмы нужно культурное оформление, перемены в экономике и жизненном укладе требуют жжения сердец людей талантливым глаголом. Ожидать такой помощи от советских «золотых перьев» не приходилось. Сложно было представить себе Василия Белова, Александра Проханова или Максима Калашникова славящими капитализм, либеральные ценности, партнерство с США и вообще включенность страны в свободный мир. Не потому, что они не захотели бы. А скорее всего – не сумели б.

Потребны были умельцы, из которых большинство трудилось за границей. Никто не просил их о возвращении навсегда, но и запрет на него был снят. Сбылось предсказание Гладилина: «Жизнь длинная, может, еще встретимся»… Советская власть была на исходе. Границы открывались. Постепенно херились выездные ограничения, и было странно говорить о каком-то «возвращении», имея в виду людей, привыкших жить в большом мире, а не в большой стране.

Но Союз еще существовал. У власти была КПСС. То есть Аксенов, приняв приглашение Мэтлока, ехал в советскую страну, приоткрывшую свои двери.

5 ноября 1989 года, в канун визита, National Cable Satellite Corporation (NCSC) пригласила писателя на беседу[237]. Ведущий передачи Брайан Лэмб спросил Аксенова: Каким сегодня вам видится Советский Союз?

Аксенов. Я, признаться, немного нервничаю… Моя Родина после 10 лет разлуки превратилась для меня в своего рода абстрактное понятие. Стала, скорее, особым литературным материалом, чем живым обществом. <…> Эта страна – США – сегодня значительно ближе мне, чем она. Впрочем, надеюсь, многое проснется в моей душе.

Лэмб. Ваши соратники по «Метрополю»… Они и сейчас в Советском Союзе?