Бруно Винцер - Солдат трех армий

Он побагровел. Конечно, он был прав. Уже давно нам приходилось назначать рекрутов на штатные должности, предусмотренные для солдат сверхсрочной службы. Кроме того, срок службы военнообязанных был недостаточен для освоения современной боевой техники. Эта дилемма стояла перед нами, и ее не следовало ни игнорировать, ни затушевывать. Цифры свидетельствовали с полной определенностью, что дело не ладилось.

— Винцер, мы сами себя обманываем. Этого прежде…

Генерал не договорил. Вероятно, он вспомнил, что и «прежде», строя расчеты, делали вид, что дивизии полностью укомплектованы, между тем как их фактическая численность была во много раз меньше. Генерал отшвырнул в сторону доклад, и мне пришлось поднять его с пола.

— Скажите, что за штука эта, как ее… «Клостерфрау-Мелиссенгайст « ?

— Успокаивает нервы, господин генерал, по крайней мере так сказано в рекламе.

Мне было разрешено удалиться. В соседней комнате капитан Кезер спросил:

— Ты, дружище, сегодня долго там был. Что-нибудь особенное?

— Да нет. А что?

— Уж очень рычал наш старый медведь.

— Подай ему молоко, и притом быстро!

Кезер подскочил, как ужаленный. По этой части чего не изменилось, все было, как прежде.

Есть над чем задуматься

Как-то мне нужно было разрешить некоторые вопросы в министерстве. Полковник Шмюкле и я сидели в одном из кабинетов за чашкой кофе, когда зазвонил телефон. Шмюкле взял трубку.

— Так точно, господин министр. Сию минуту, господин министр.

Сорвавшись с места, он крикнул мне:

— Меня срочно вызывает Штраус. Подождите здесь, я сейчас вернусь!

Он выскочил в дверь и помчался по коридору к кабинету министра. Я смотрел ему вслед, качая головой. Когда-то нам внушали, что офицер не должен бегать, это ниже его достоинства. А теперь, когда господин министр, бывший обер-лейтенант запаса Франц Йозеф Штраус, вызывает полковника, то бывший командир артиллерийского соединения бежит сломя голову, словно новобранец в первую неделю солдатской службы. Шмюкле мчался бегом, заворачивая за угол коридора, чтобы едва дыша предстать перед всемогущим министром, который последний год войны провел на берегу Штарнбергерзее в качестве национал-социалистского офицера по идеологической работе. Это и есть новый стиль в армии?

Капитан Хаушильд и еще один офицер подсели ко мне, и мы вместе ждали возвращения Шмюкле. Он вернулся крайне возбужденный:

— До чего же мне надоело это безобразие! Я бы хоть сейчас возвратился к работе в газете. Можно прийти в отчаяние от всех этих неожиданностей. — Да что случилось, господин полковник?

— Ах, это я так, вообще, к делу не относится. Случилась довольно глупая история, господа. Вам известен бывший генерал парашютных войск Штудэнт? Сторонники движения «Борьба против атомной смерти» обходили квартиры с подписным листом, и этот идиот Штудэнт подписался под петицией. Он якобы сказал, что тоже против атомной бомбы как оружия массового уничтожения. Теперь противники атомного вооружения ходят по домам и предъявляют подпись генерала. Хоть он и числится в отставке, все же это здорово подрывает наши планы. Кто-нибудь из нас должен немедленно поехать к генералу Штудэнту и уговорить его взять обратно свою подпись.

— А если он не согласится?

— На этот случай, господа, у нас есть в распоряжении другие средства. Штудэнт был однажды в бою сбит вместе с машиной. У него очень заметный шрам на голове. Если он откажется снять подпись, мы завтра же объявим в газетах, что он сумасшедший. Это сойдет.

Шмюкле был просто счастлив, что нашел такой выход из положения. Он мог быть уверен, что получит благодарность министра. Как потом выяснилось, генерал в отставке Штудэнт действительно не захотел, чтобы его во всеуслышание объявили сумасшедшим только потому, что он в момент просветления подписал коллективный протест. Он взял свою подпись обратно.

Мне был противен этот шантаж. Меня занимала в первую очередь не сама история с генералом, а более общие проблемы. Сколько говорили и писали о товарищеских чувствах, об уважении к раненым солдатам, о вечной преданности, о сочувствии к страданиям тех, кто пожертвовал здоровьем ради блага отечества, и т. д. и т. п. А вот теперь рана, полученная генералом, использовалась как доказательство, что только сумасшедшие способны выступать против атомной бомбы.

Уже сидя в поезде, по пути в Карлсруэ, я не мог избавиться от неприятного осадка. По дороге с вокзала в наш поселок я встретил капитана Штрейтберга, который избавился от последних иллюзий еще в боях за Монтекассино в Италии. В качестве специалиста-строителя он снова оказался в армии и работал под началом подполковника Шаллмейра в управлении строительства наземных сооружений.

Я его спросил:

— Скажи-ка, Эбергард, что случилось бы с генералом, который за год до начала первой мировой войны атаковал бы своей дивизией Францию?

— Это вообще было бы невозможно.

— Я сейчас не об этом спрашиваю. Скажи просто, как ты себе это представляешь?

— Вероятно, его объявили бы сумасшедшим, изолировали бы, а кайзер извинился бы перед французским правительством.

— А война из-за этого началась бы?

— Вряд ли.

— Ладно, теперь о другом! Началась бы война, если бы какой-либо генерал в 1938 году самовольно вступил в Польшу? Будем исходить из того, что Гитлер тотчас же извинился бы, генерала отправил бы в сумасшедший дом и соответственно компенсировал бы Польшу.

— Безусловно, войны не было бы, если бы, конечно, генерал действительно сошел с ума. Но почему ты задаешь такие нелепые вопросы? Ведь ничего такого никогда не случалось.

— Я задаю эти вопросы потому, что сегодня могло бы произойти нечто подобное. А именно если бы генерал, распоряжающийся атомным оружием, внезапно послал ракету с атомным зарядом по направлению к Москве, что было бы тогда, Эбергард? Что случилось бы?

— Произошла бы катастрофа, мой дорогой.

— Да, безусловно. Русские тотчас же нанесли бы ответный удар. У нас распространяли бы версию, что па-пали они. За этим последовал бы наш «ответный удар», и третья мировая война началась бы.

Капитан Штрейтберг искоса взглянул на меня, улыбнулся и сказал:

— Почему тебе приходят в голову такие дикие идеи? Кто же будет так безумен, чтобы стать зачинщиком подобной войны?

— Кто? Послушай, Эбергард, я как раз возвращаюсь из Бонна. Там безумцев хватает. Если теперь объявляют сумасшедшими вполне нормальных генералов, выступающих против атомной бомбы, то я хотел бы знать, кто в самом деле сошел с ума. Ты меня понял?