Бруно Винцер - Солдат трех армий

Я уже давно относился с известным предубеждением ко всему тому, что нам внушали. У меня возникли свои собственные соображения, и я стал сопоставлять различные мнения. Я не мог осуждать людей, которые не желали, чтобы их, как жителей Хиросимы и Нагасаки, сожгли или «облучили»; однако мне тогда представлялось, что они часто допускают ошибку, когда одновременно и на нас распространяют свои выступления против атомного вооружения.

А полковник барон фон Лорингхофен позволил себе на совещании отзываться с циничным пренебрежением о тех людях, которые присоединились к движению «Борьба против атомной смерти». С нескрываемым удовольствием он информировал нас о том, что министр начал судебное преследование против известного пастора Нимеллера, обвиняя его в оскорблении бундесвера. И в этом случае речь шла об атомной бомбе: глава евангелической церкви в Гессене Мартин Нимеллер заклеймил массовые убийства и организаторов массовых убийств, и против этого протестующего протестанта[59] выступил Штраус.

Развязный тон полковника и его презрительные замечания произвели на меня такое отталкивающее впечатление, что я принял решение вообще не обращать внимание на деятельность движения «против атомной смерти» и не поднимать против него голос. Так было положено начало моему внутреннему сопротивлению позиции моих начальников.

Но на этом совещании я понял еще и многое другое. От всего того, что я услышал, теперь уже никак нельзя было отмахнуться, как от частного мнения неисправимого «одиночки». Несомненно, мне пришлось присутствовать при том, как представитель министерства излагал официальную точку зрения правительства.

Я понял, что все мои надежды оказались иллюзиями и что этим господам совершенно чужды мои представления о настоящей демократии. Тем самым обнаружилось, что мои скромные усилия улучшить условия по крайней мере в сфере моей деятельности можно было уподобить борьбе с ветряными мельницами. Тем не менее я не сдался. Однако я теперь по-другому относился к своей работе, но, отдавая ей все свое время, старался отвлечься, отключиться, лишь бы но думать. Мое отношение к службе и к выполнению возложенных на меня задач не изменилось. Но постепенно, шаг за шагом, критическая позиция перерастала в отрицание, а в конечном счете — в протест и возмущение.

Вместе с тем я усомнился в себе самом, в моей профессии и старался подыскать такие цели, к которым стоит стремиться, чтобы вернуть потерянное душевное равновесие. Не все же скверно вокруг; должны же существовать иные взгляды, кроме цинизма и презрения к людям, желающим жить без страха перед атомной бомбой.

На совещании обсуждались и вопросы, касающиеся предстоящего десятилетнего юбилея НАТО, который предполагалось торжественно отпраздновать 4 апреля. Я был настолько невнимателен, что мне пришлось в перерыве расспросить соседа, какие перед нами поставлены задачи в связи с юбилеем НАТО. Но и прочие решения лишь в малой степени закрепились бы у меня в памяти, если бы нам, как обычно, не дали после окончания совещания протокол, который я прочел в хорошо натопленном купе спокойно катившегося вдаль поезда; тогда только я усвоил все подробности. Предполагалось до конца года обучить пять тысяч офицеров запаса. Нам было поручено завербовать новых резервистов и привлечь к этому делу учителей, чтобы установить лучший контакт с молодежью.

Кроме того, в протоколе было сказано: «Надо развивать сотрудничество с партиями, однако при всем стремлении к контактам не склоняться к поддержке курса социал-демократической партии. Господин Эрлер совсем недавно в Ветцларе недвусмысленно высказался против атомной войны, против воинской повинности и НАТО».

Я заметил, что поезд движется по дуге, мимо высокой скалы Лорелеи. Как это уже случалось, будучи один в купе, я тихонько напевал известную песню о сказке былых времен.

Еще один взгляд в окно, и я снова углубился в чтение протокола. Майор Хюш из министерства сообщал следующее: «Мы намерены в еще большей мере использовать для достижения наших целей общество по военным исследованиям. Решено, что начиная с 31 марта 1959 года все офицеры запаса и стажеры будут получать журнал «Военное дело». Покрытие расходов — в соответствии с графой 309. Из кредитов на связь с гражданскими организациями следует также финансировать встречи с офицерами запаса. Но в финансовом отчете не надо указывать: угощение лейтенанта запаса, а следует писать: обеспечение групп студентов».

Так я познакомился с предложением тратить государственные средства не по назначению, с зафиксированным в документе разъяснением, как надо плутовать; я настроился несколько более оптимистично относительно характера обвинений, предъявленных Леффельхольцу.

Я продолжал листать протокол.

Подполковник Мительштедт сделал доклад о своей поездке в Соединенные Штаты. В нашей дальнейшей деятельности мы должны были руководствоваться теми материалами, которые он получил на курсах «по психологическим методам ведения войны». Надлежало делать различия между методами «убеждения» и «целенаправленной психологической акцией». Для стимулирования этой работы было предусмотрено создание частей, специализирующихся на использовании листовок и громкоговорителей. Некий господин Гюнтер Хейзинг, известный в прошлом по пропагандистским кампаниям, в пользу вермахта, предложил свои услуги в качестве эксперта-консультанта. Нам было поручено подыскать в своем кругу других специалистов по пропаганде, привлечь их и обещать им получение хорошо оплачиваемой должности.

Поезд медленно приближался к Майнцу. Я откинулся на спинку дивана и попытался привести в порядок свои мысли. Однако нелегко было согласовать накопившиеся противоречия, взгляды и эмоции. Только одно было ясно: что-то неладно во всем этом деле.

К концу совещания я побеседовал с подполковником Зевингом из главного штаба. Он когда-то был пастором, и я спросил, какого он мнения о Нимеллере и атомном вооружении бундесвера.

Зевинг задумался, потом тихо сказал:

— Я и сам не приемлю это страшное оружие. Но только образование мирового правительства может освободить нас от этой дилеммы.

Я был поражен и прервал его:

— Мировое правительство? Но ведь это цель коммунистов?

— Нет, дорогой господин Винцер, я не это имею в виду. Скорей нечто в духе ООН, понимаете?

— А Нимеллер?

— Господин Нимеллер был когда-то офицером, теперь он пастор. Я полагаю, что эта деятельность ему больше по душе.

— Вы ведь тоже были пастором, господин подполковник? Это верно?

— Да, это верно. Но я не уверен, что смена профессии имела для меня такие же благотворные последствия, как для господина Нимеллера.