Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков
Невежественная китайская толпа и распущенные, распропагандированные коммунистами китайские рабочие и служащие (в особенности городских компаний общественного пользования) смотрели на русских, которые были почти единственными иностранцами, не сидевшими за решеткой или проволокой лагеря, весьма недоброжелательно и в этом отношении, по-видимому, имели негласную поддержку японцев. Поездки чинов отряда со службы и на службу (в форме) на трамваях и автобусах зачастую сопровождались скандалами, в которых «агрессором» всегда был китаец-кондуктор, поддерживаемый китайской толпой.
На посту китайцы боялись русского полицейского, так как он мог арестовать нарушителя порядка и отвести его на полицейскую станцию для наложения штрафа или другого взыскания, но в трамвае или автобусе «сила» была на стороне китайца-кондуктора и он ей пользовался. Несмотря на постоянные рапорты начальника отряда в штаб полиции и заверения штаба, что каждая жалоба разбирается совместно штабом полиции и администрацией компании общественного пользования, эти неприятные инциденты происходили постоянно и ежедневно.
Все возраставшая дороговизна на предметы первой необходимости, и в особенности на одежду, привела к тому, что в отряде все чаще и чаще стали замечаться случаи «утери» предметов казенного обмундирования, попадавших, вероятно, на китайский рынок-толкучку. Это обстоятельство вынудило начальника отряда установить ежедневную поверку всего обмундирования у чинов отряда и осмотр вещей, выносимых чинами отряда при уходе в отпуск, а равно и сокращение числа отпусков и замыкание некоторых выходных дверей, ведущих из казармы на плац или на улицу, в ночное время. Это была неприятная, но совершенно необходимая мера.
Полицейская служба, слишком небольшое число часов, остававшихся для строевых занятий, и многие «вольности», разрешенные для полицейского, повели к упадку дисциплины в отряде. Дошло даже до того, что в приказах по отряду (и по полиции) объявлялось о необходимости отдавать честь офицерам – явление, о котором в полку раньше не могло быть и речи. Начальник отряда, офицеры и унтер-офицеры его принимали все возможные меры к поддержанию дисциплины и порядка в казарме, но «на улице», во время несения службы на постах, чины отряда были вне их контроля и действовали по своему характеру и усмотрению.
Нужно помнить, что в этот период времени Советский Союз уже вел борьбу с Германией, на стороне союзных держав, и поэтому советская пропаганда на Сеттльменте была очень сильна. Японцы чувствовали в советских своих врагов, но, не будучи с ними в состоянии объявленной войны, вынуждены были терпеть советскую пропаганду в Шанхае.
Невдалеке от моей квартиры, на Бабблинг Уэлл род, в большом особняке, расположенном в глубине очень большого сада, размещалось советское торговое представительство. Эту усадьбу окружал высокий железный забор, у постоянно закрытых ворот стоял мрачного вида здоровенный китаец-сторож, а по двору гуляли свирепо выглядевшие псы – немецкие овчарки. Это «гнездо» ничем не напоминало мирной торговой миссии. Да и чем Советская Россия могла торговать в то время с Шанхаем?!! Положительно, ничем. Это был центр советской агентуры, которая вела свою работу и пропаганду в городе, главным образом, конечно, среди русского и китайского населения его. Советская пропаганда, конечно, проникла и в казарму отряда, где белая русская молодежь постепенно, под влиянием мягких и задушевных нашептываний советских пропагандистов в городе (во время пребывания чинов отряда в отпуску), начинала задумываться и болеть душой за «свою» родину, истекавшую кровью в борьбе «с немецкими захватчиками».
По остававшемуся в силе положению, только белые русские эмигранты могли служить в отряде, поэтому открыто советских разговоров в казарме и не было, но встречи на улицах, во время несения службы чинами отряда на постах, и в отпуску давали возможность советским агентам заняться «обработкой» белой русской молодежи, и они в этом преуспели, несмотря на то что весь офицерский и унтер-офицерский состав отряда был «чисто-белым». Ведь чины отряда проводили большую часть своего времени вне казармы, вне надзора и влияния своих начальников.
Прошло четыре месяца с того момента, как японцы взяли в свои руки управление Международным Сеттльментом и начали постепенно проводить и вводить свои порядки, не делая, однако, коренной ломки. За эти четыре месяца уже отстранены были от дел наиболее опасные для них высшие служащие-англичане, остававшиеся же на службе постепенно сживались с японцами, смирились со своим положением, терпели обиды и позор своих военных поражений, которые широко рекламировались японцами. Эти служащие-англичане честно выполняли приказ своего посланника и «продолжали нести охрану Международного Сеттльмента и старались сохранить его в целости до конца войны».
Война на Дальнем Востоке началась 8 декабря 1941 г. разгромом американского военного флота в Жемчужной гавани. 10 декабря японцы потопили в водах около Британских Малаев флагманский корабль английского Дальневосточного флота, «Принц Уэльский», и крейсер «Рипалс». 25 декабря пал Гонконг, 3 января 1942 г. японцы взяли Манилу, all февраля пал грозный и могущественный Сингапур. Казалось, не будет конца японскому победному маршу! При каждом из этих событий в центре Сеттльмента – на Рейс-Корсе – и в различных частях города поднимались в воздух привязанные воздушные шары, к которым прикреплялись огромные иероглифы, описывавшие новую победу японского оружия.
Делалось это, конечно, для «устрашения» китайского населения и для внушения ему мысли о «непобедимости японцев»: ведь грамота у японцев и китайцев одна и та же, и каждый иероглиф или комбинация из этих иероглифов обозначало одно и то же понятие, только произношение было различно.
В дни японских побед, в эти унизительные дни для англичан, многие из высших чинов вечерами собирались в нашем «Оффисерс месс» и делились с нами, за скромным дринком, своими горестями. Но всегда свои сетования они заканчивали словами: «В конце концов, мы все же победим, Англия проигрывала все сражения, кроме последнего!»
Начальнику отряда, помимо обычных забот об отряде и его службе и поведении, необходимо было сделаться еще и «дипломатом»: ведь под нашей крышей собирались, к нам тянулись, как к своим единомышленникам и друзьям, англичане, но в то же время мы служили муниципалитету, которым руководили японцы, мы получали свое жалованье через их руки. От них зависело, держать ли отряд дальше или расформировать его, придравшись к какому-либо случаю.
Начальнику отряда нужно было как-то сохранить старую дружбу со своими единомышленниками-англичанами, установившуюся в течение 15-летней совместной службы, но в то же время создать благожелательное отношение к отряду со стороны новых его «хозяев-японцев», так как только при доверии к отряду, в особенности к его офицерам, можно было рассчитывать на то,
