Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков
Уже с первых месяцев войны на Востоке в Шанхае почувствовался недостаток во всем, от хлеба и прочих продуктов питания до одежды и обуви. Постепенно японское командование, сохраняя имевшиеся запасы газолина, необходимые для военных нужд, ограничило до минимума число автомобилей частного пользования, а потом перевело большую часть городского моторного транспорта на «чаркол», когда машины были переоборудованы для работы на газе от древесного угля, который вырабатывался в особых установках-печках, приделанных к этим машинам.
Нищенство развивалось стихийно. Улицы были заполнены голодными, оборванными китайскими нищими, которые неотступно следовали за каждым прохожим, прося (даже требуя) подаяние. Но стоило только дать милостыню этому нищему, как добросердечный жертвователь попадал в орбиту новой группы попрошаек… и так без конца, во все время пути по улицам города.
Полиция была бессильна что-либо сделать с этими нищими, так как не имела возможности собрать их с улиц и куда-то посадить под охрану: ведь всю эту голодную массу пришлось бы кормить, а кормить было нечем, так как уже начинался голод и этот голод породил нищенство.
Сильно возросло и число русских попрошаек-нищих, они бродили по городу, не опасаясь полицейского преследования, и вымогали подачку под самыми разнообразными предлогами, главным образом ссылаясь на безработицу. А эта безработица уже была в действительности и усиливалась с каждым днем, выбрасывая на улицы все новые и новые жертвы нищеты.
Правда, усилившаяся деятельность «киднэпперов» и грабежи вынудили многих богатых китайцев, «пошедших в ногу» с установленным японцами на Востоке «новым порядком» (а потому и живших по-прежнему в богатстве и довольстве), взять себе бодигардов (телохранителей), должности которых обычно давали русским, бывшим военным, но эта «отрасль» службы (вочмана и бодигарды) не могла поглотить всей массы безработных русских. На русских чинов полицейских отрядов на Сеттльменте и на Французской Концессии (тоже взятой японцами в свое ведение совместно с «марионеточным» городским самоуправлением) смотрели как на счастливцев и завидовали им.
На улицах Сеттльмента уже можно было встретить оборванных и грязных рабочих артели русских-грузчиков, которые, подобно китайцам-кули, перевозили на телегах, вручную, разного рода грузы, пытаясь конкурировать с китайцами. Прежде это не допускалось на Сеттльменте, так как «роняло лицо» европейца. Теперь же это вызывало лишь злорадный смех и реплики китайской толпы, но было принято как нормальное явление: европеец был унижен перед победителем-азиатом. В этом взгляде и японцы и китайцы были совершенно солидарны.
Добровольные увольнения со службы в отряде почти совершенно прекратились, так как других «служб» не было. Число «сверхштатных» (ожидавших штатной вакансии в отряде и получавших за это лишь стол и старое обмундирование, но проходивших строевую подготовку) сократилось до минимума. Об увеличении штата отряда, конечно, не могло быть и речи, так как японцы только лишь «терпели» отряд у себя на службе, получив его «в наследство» от муниципального совета Международного Сеттльмента и не имея возможности разогнать его, так как официально отряд продолжал служить муниципальному совету Международного Сеттльмента, а не японцам.
С занятием Шанхая и его окрестностей японцами, еще осенью 1938 г., вместе с волной китайских беженцев из провинции в город (в особенности на Сеттльмент) проникли большие группы китайцев-активистов и разбойного элемента. Грабежи, убийства, киднэппинги, поджоги, взрывы бомб и адских машин, кражи и увод автомобилей, расхищение муниципального имущества и предметов городского оборудования – увеличивались с каждым днем.
Японцы-победители везде и всюду в толпе китайцев чувствовали себя неспокойно. Поимка убийц и бомбометателей очень затруднялась тем, что китайское население не принимало участия в их поимке и даже способствовало их исчезновению с места совершенного ими преступления, позволяя им беспрепятственно смешиваться с толпой. Это обстоятельство заставило японское военное командование ввести особую систему самоохраны Пао-чиа, причем чинами этого Пао-чиа являлись сами китайцы – жители города. Весь Сеттльмент был разбит на районы Пао-чиа, установлены специальные высокие бамбуковые заборы и ворота, перекрывавшие все переходы, переулки и пассажи, и все население каждого данного района было обязано нести беспрерывную охрану своего района и отвечать за преступления, совершенные в их районе. Чины Пао-чиа имели своих «старшиною», которые распределяли наряды на службу в своих районах.
В случае какого-либо происшествия, террористического акта или киднэппинга, первый заметивший его должен был давать сигнал тревоги свистком. Этот сигнал немедленно повторялся всеми Пао-чиа данного района, все ворота и проходы закрывались, а на сцене появлялись полиция и японская жандармерия и начинали свою работу. Система охраны Пао-чиа была весьма действенной, хотя и очень жестокой, так как отнимала у людей много времени и ставила их под строгие наказания в случае недостаточно внимательного отношения к своим обязанностям.
Установив эту систему, японцы немедленно приступили к «обучению» населения, приучая его кооперировать с Пао-чиа и полицией. Для этой цели очень часто устраивались упражнения с «мок криминал», т. е. разыгрывалась сцена террористического акта или грабежа, и невольные свидетели этой сцены обязаны были действовать согласно изданным на этот предмет инструкциям, т. е. поднимать тревогу, преследовать преступника, вызывать полицию и т. д. За ходом этого упражнения наблюдали японские жандармы, которые арестовывали и строго наказывали тех, кто не принимал участия в упражнении, оставшись безучастным к происходящим событиям. Так постепенно, с присущим им упорством и жестокостью, японцы «обучили» китайское население мерам самоохраны и заставили его кооперировать с полицией и военными японскими властями.
Чины полиции Сеттльмента обязаны были также принимать участие в этих упражнениях с «мок криминал», но ввиду того, что они были вооружены и поэтому могли, по ошибке, действительно ранить или убить мнимого преступника по ходу этих упражнений, штабом японских войск и полиции выпускалось бесконечное число инструкций и распоряжений, а сам «преступник» получил на рукав особую бело-красную повязку. Не принявшие участия в упражнении чины полиции подвергались строжайшим дисциплинарным взысканиям. Это усилило бдительность полиции на постах и патрулях и заставило ее быть постоянно «настороже», отчего и без того тяжелая и утомительная патрульная служба сделалась еще более тяжелой.
Голод в городе делал свое дело. Все чаще и чаще на улицах появлялись трупы умерших от голода или замерзших от холода людей, и полиция была обязана немедленно выяснять причину (голод, мороз или преступление-убийство) и доносить «по команде».
Питание чинов отряда становилось все беднее и беднее, но все же они питались регулярно и довольно сытно. Были даже остатки пищи, за которыми потянулась не только русская, но и китайская беднота, постоянно дежурившая у ворот и забора казармы, являя собой печальную картину и вызывая опасения возможности воровства из казармы, «население» которой постоянно было
