Максим Капитановский - Во всём виноваты «Битлз»

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ЮРЫ. Юра родом из города Конаково. Я там бывал пару раз, любовался многочисленными статуями Ленина. Кстати, не очень похож. Да ещё местные экскурсоводы редким туристам статуи эти показывают и с удовольствием объясняют: вот, мол, основатель нашего города — товарищ Конаков. И вот конаковская паспортистка, выписывая Юре паспорт, отвлеклась на проходившего мимо курсанта в отпуске и написала будущему гитаристу фамилию и имя в падеже. То есть оказалось, что в графе «имя» написано Юрия, а в графе «фамилия» — Рыманова. Если мысленно впереди подставить слово «паспорт», то вроде катит, а так — нет. Пришлось Юрке длинные блондинистые волосы завести и бриться по два раза на дню. Чтобы соответствовать. А так парень очень хороший и гитарист классный. Сейчас у Расторгуева в «Любэ» работает. У Коли.

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ КОЛИ. Коля носил странное прозвище — Киллис. Получил он его ещё до меня в развалившемся впоследствии (по случаю посадки руководителя) ансамбле «Шестеро молодых», где пел в составе из одиннадцати человек среднего возраста.

Вместе с Киллисом в «Лейся, песня!» тогда пришли Челдон, Рыман, Кальян, Бахила, Пися и Мальчик. Мальчик имел очень высокий голос и пел тужильную жалобную балладу «Мама», пел так хорошо, что среди чувствительных зрительниц ходили устойчивые слухи, что у Мальчика недавно мать умерла (дай ей Бог здоровья!). Когда «Песня» перестала литься. Мальчик отрастил совсем длинные волосы, оснастился кожей и шипами, стал активно подвизаться в ансамбле «Ария», а нынче именуется не каким-нибудь там Валерой, а коротко и ясно — Кипелов.

Так вот, однажды в Питере Киллису после очередной песни девушка вынесла цветы. Коля нагнулся и хотел поцеловать стерве руку, но она взмахнула букетом (видимо, в нём было что-то спрятано), и в следующую секунду Киллисова голова оказалась вся залитой кровью. Девица под шумок ускользнула, а то народ бы в клочья разорвал.

К счастью, выяснилось, что не кровь это, а клей, перемешанный с красной тушью. Коля-то в прошлый питерский приезд эту девушку поматросил и забыл, как страшный сон, а она неизвестно что себе вообразила, на адрес филармонии письмо написала, платье белое сшила и фату приготовила.

Коле пришлось осознать, что шоу-бизнес — это серьёзная группа риска, коротко постричься и дня три ацетоном отмываться, так что часть его песен пел как раз Юрка Рыманов, который тогда в Краснодаре принёс наконец от Кальян Иваныча анашу, и мы с ним после водки накурились до полного хохота и последующего сна.

Утром проснулись — денег нет. Видимо, нас обокрали злобные и беспринципные люди. Дверь как была заперта, так и осталась. Ну, раз они ключи подобрали, чтобы без взлома открыть, значит, им ничего не стоило потом снова запереть на фиг. Мои-то деньги как были в трусах, так целы и остались, а гитаристовых нет. Его вещи на полу валяются, карманы вывернуты. Юра вызвал милицию. Через какой-нибудь час приходят трое. С собакой — помесью японского хина и карликового пинчера. Рамзесом зовут — морда ящиком. Шавка первое что сделала — помочилась на порог.

— Она у нас с убийства только что. Крови нанюхалась. Ну ничего, сейчас опомнится. Итак, что произошло?

Юре всё это со вчерашней анаши смешно. Он понимает, что дело серьёзное, но поделать с собой ничего не может. А тут ещё главный милиционер, которому другие двое в рот смотрели, проверил заклеенные окна, замок на двери, взял лист бумаги, сел за стол, завёл глаза за брови и задумался.

— Собака, — говорит, — выведет в коридор!

Юра уже в голос прыснул:

— Логично! — и мы стали оба хохотать как безумные.

Да ещё Кальян Иваныч заходит: «Идите быстрее в 142-й номер, там администратор приехал насчёт Тамани договариваться. Гера с нами уже не поедет, а поедет Веня».

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ВЕНИ (который сделал по-другому, чем Гера). Веня, значит, тоже был директор, ученик Геры. Ему побольше понадобилось лет, чтобы порядочную сумму накосить. Потому что действовал он значительно позже, когда уже самые золотые времена прошли. Но всё равно талант не скроешь! И народ поговаривал, что Веня к выработке принципа «вертушки» свою веснушчатую рыжую руку приложил. При помощи «вертушки» в отдельно взятый день можно и по шесть концертов пахать, и по восемь. Вот Веня на «вертушках» и поднялся.

Но в какой-то момент понял, что хорош! Пора завязывать! В коридорах Рос- и Москонцерта стало явственно попахивать жареным. С треском сменилось руководство МВД, пришли молодые голодные люди. Начали рыть землю. Нет, пора было завязывать и опять же валить.

Веня подал документы и стал очень сильно думать, как быть с заработанными потом и кровью довольно приличными бабками. К тому времени Гера уже шесть лет как уехал, от него не было ни слуху ни духу, хотя мог бы передать по наследству своего истосковавшегося по деньгам агента или того же таможенника, но не передал. А Веню уже, между прочим, два раза вызывали куда следует по поводу тех знаменитых левых концертов Леонтьева, где как раз Веня рубанул тысяч двадцать взявшихся как бы из воздуха, а потому неучтённых долларёшников. По разговору он понял, что следователю известно довольно много. Но прямых улик не было — Веня только сильно удивлялся, зачем мент ему всё это сгружает. Пугает, что ли? Или к чему-то подталкивает?

И тогда Веня начал активно скупать валюту. Почти в открытую. Более того, он везде ходил и рассказывал, что скоро уезжает, что нашёл окно на границе, дабы деньги провезти. Люди в те годы до самого самолёта от всех скрывали. Даже от родителей, а он… Народ стал от него шарахаться: или провокатор, или сумасшедший. Органы начали следить за его квартирой, и было замечено, что к нему разок приходили два иностранца. Но вышли такие же пустые, как пришли. А коли попытались бы вынести что-нибудь объёмное, решено было под благовидным предлогом остановить и отнять. Ведь Веня мог так передать деньги.

Брать его с поличным в аэропорт приехал сам подполковник Меркулов. Действовал он по личному указанию одного совсем уже большого начальника, к которому и должен был после операции привезти и бедного Веню, и его нечестные миллионы (на самом деле всего 960 с чем-то тысяч). Какую комбинацию этот начальник придумал, чтобы потом деньги раздербанить, а от Вени избавиться, сказать трудно, но, думается, от несостоявшегося эмигранта ни рожек, ни ножек бы не осталось. Прецеденты уже бывали.

Веня нагло явился в Шереметьево с мордой ящиком и небольшим портфелем, в котором кроме зубной щётки, бутылки водки и всякой другой мелкой лабуды лежали толстая книжка писателя Айзека Азимова (на дорогу), комплект нижнего белья и маленький мешочек с пеплом — прах любимой, как он сказал, бабушки Эсфири Львовны. На просьбу предъявить имеющуюся валюту, Веня достал бумажник и показал триста долларов мелкими купюрами, которые взбешённый Меркулов кинул ему прямо в табло. Кинул и убежал.